Марина Алексеева - Пираты Короля-Солнца

— Томагавки, — поправил виконт, — В индейцев в детстве не играли, что ли? Любой мальчишка знает, что у индейцев томагавки. Но у вас богатое воображение, маленький Вандом.

А в индейцев я в детстве не играла — не с кем.

— Мне это не раз говорили — насчет воображения. Но сударь, разве вам не жаль этого несчастного миссионера?

— Какого-то абстрактного, плод вашей разыгравшейся фантазии, больного воображения, подогретого вишневым ликерчиком? Не жаль, конечно! Как можно жалеть того, кто никогда не существовал? Я предпочитаю опираться на факты, а не на фантазии.

— А людоедские племена в Центральной Африке? Они же миссионеров живьем съедают! Меня так учили…

— В Центральной Африке есть христианская империя с великолепной крепостью и храмом. Этому вас забыли научить ваши воинствующие иезуиты, которым вы, наивное дитя, пытаетесь подражать.

— Да вовсе я не пытаюсь! Но нельзя же обвинять во всех грехах весь Орден иезуитов.

— Дались вам эти иезуиты и миссионеры впридачу! Всех я не обвиняю. Но погоду делают не ваши героические миссионеры, а главари, верхушка, которая не гнушается никакими средствами. Да и миссионеры не очень удачную тактику выбирают, пытаясь навязать нашу религию силой.

— А что, лучше идолопоклонство и человеческие жертвоприношения?

— Это признак дикости. Когда-то и мы были варварами, когда-то и римляне были язычниками. И викинги. И славяне. А потом христианская религия завоевала Европу. Так будет повсюду, во всем мире, но все это должно произойти не насильственно, а сознательно. Никого никогда нельзя заставлять силой менять религию.

— А как быть, если они тупые и молятся уродливым истуканам, да еще и людей убивают?

— Убеждением, а не силой.

— Да разве можно убедить тупых дикарей! Вспомните Колумба! Вспомните крестоносцев!

— А что мне их вспоминать, — пожал плечами виконт и ухватил гроздь зеленого винограда.

— Кислятина, — поморщился он, — Фиолетовый послаще. Мы говорили о Колумбе? По-моему, и Колумб и крестоносцы пролили зря много невинной крови.

— Крестоносцы должны были защищаться!

— Разве речь идет о защите? Нет, мне определенно не повезло с виноградом, в жизни не ел подобную кислятину!

Я так и не поняла, с чего мой собеседник гримасничает — возмущает ли его невинная кровь, пролитая нашими предшественниками или недозрелый виноград, который он, однако, лениво общипывал.

— Рано, — сказала я, — Рано мы это затеяли.

— Вы о Девятом Крестовом походе? Начальству виднее. Но все-таки не очень продумана эта экспедиция, мягко говоря.

— Я о винограде. Виноград созревает к осени. Откуда он вообще взялся?

— Не с виноградников, а из теплицы одного местного поставщика. У него круглый год зреет виноград. Но управляющий оказался пройдохой. Стоило на денек отлучиться — и, пожалуйста, извольте откушать! — всучил эту кислятину.

— А куда вы отлучались на денек?

— Да так, — сказал виконт, — На один островок.

И опять ликеру отхлебнул, вот пьянчуга-то!

— Хотя вы еще очень и очень молоды, маленький Вандом, вы, наверно, помните недавние события, потрясшие всю страну — я имею в виду Фронду.

Еще бы не помнить! Знал бы мой насмешливый амбициозный собеседник, что его прославленный командир — Великий Конде — назвал меня еще в детстве Юной Богиней Фронды. И я вздохнула при воспоминании о том, что принц Конде выразил желание погулять на моей свадьбе с Шевалье де Сен-Дени. И виконт вздохнул. По Фронде, надеюсь.

— О да! — сказала я.

— Не останавливаясь подробно на тех событиях, скажу только, что рядовые участники Фронды действовали геройски, но вожди ее, лидеры, не все оказались на высоте. Превыше всего они поставили личные, эгоистические интересы, что привело к поражению движения и торжеству нынешней диктатуры. Над фрондерской трагикомедией, над фрондерской кадрилью сейчас, спустя пяток лет, можно было бы смеяться, припоминая ухищрения принцев и ухищрения Мазарини. Но мне не смешно. Не знаю, зачем я вам это говорю, Анри. И вы навряд ли поймете. Но в первую очередь мне жаль тех, кто погиб, пока бушевала война, и оппозиция никак не могла договориться с Двором. А в особенности — мальчишек. Таких, как фрондер Танкред де Роган и роялист Паоло Манчини.

А я немного была знакома с племянником Мазарини, Полем де Манчини — так мне представился этот мальчик, когда отец взял меня в Лувр, и я осталась с Людовиком и компанией, а Бофор беседовал с королевой об освобождении Конде из тюрьмы и изгнании Мазарини из Франции… Конде был освобожден самим кардиналом, Мазарини после непродолжительного изгнания вновь вернулся… а шестнадцатилетнего Поля де Манчини, убитого в сражении в Сен-Антуанском предместье, уже не вернуть…Что же до фрондера Танкреда, о нем я ничего не знала. Но Роганы — они как мушкетеры, все за одного. И у меня на глаза навернулись слезы, я сама наполнила понемногу наши бокалы и мы выпили не чокаясь со словами 'вечная память' .

— Они были нашими ровесниками, Танкред и Паоло. Танкред чуть постарше. Паоло чуть помладше. А мы выжили — Оливье и я. Оливье называл себя фрондерским подранком. Да все мы, рожденные в тридцатые, и есть фрондерские подранки. Вам не понять этого, на ваше счастье. Я не говорю уже о других… кто хоть сколько успел пожить на свете. О герцоге де Шатильоне, убитом Арамисом в сражении под Шарантоном.

— Герцог, который отвез королеве испанские знамена, после Ланской победы? И вы его тогда сопровождали?

— Одно из испанских знамен было захвачено Сержем де Фуа. А Сержа потом чуть не повесили. Серж остался жив. Но по приказу принцессы Конде во время восстания в Гиени повесили заложника роялистов, барона де Каноля… [27] Танкред де Роган, Паоло Манчини и барон де Каноль — исторические лица. Факты, о которых говорит Рауль, соответствуют истории. Барон де Каноль — герой романа А. Дюма 'Женская война' о Фронде.

— По приказу принцессы Конде? Такой милой женщины?!

— Да. По приказу такой милой женщины.

— Барона ДЕ? Дворянина?! Заложника?!

— Да, барона. Да, дворянина. Да, заложника.

— Какие ужасы вы рассказываете! Что же тогда ждать от бесноватых арабов?

— Да уж ничего хорошего ждать не приходится. Будем пить не просыхая, потому что жизнь лихая, и компания бухая, ручкой Франции махая, будет пить, не просыхая…Совсем отупел, рондо и то не могу сочинить.

Тем временем ужин подошел к концу, и пираты стали собираться на свою ужасную пьянку, а я выжидала момент, чтобы подойти к капитану 'Короны' . Мне трудно и страшно высказывать все те мысли, что роятся в моей голове. И не хочется вспоминать все детали нашей дискуссии об Аристотеле и Маккиавлли. Не так это интересно. Что же касается 'Политики' Аристотеля и 'Государя' Макиавелли, то, хотя я и видела эти умные произведения в библиотеке капитана, очень сомневаюсь, что когда-нибудь до них доберусь. Для этого меня надо заточить в Бастилию и отобрать всю более интересную литературу.