Федор Шахмагонов - Ликуя и скорбя

Мамай наказывал Епифанию: дружина рязанская не много весит в битве с Москвой, надобно Олегу совокупиться с великим князем литовским и сжать Москву с двух сторон, когда Орда ударит в лицо.

Епифаний гнал коня в Переяславль, сожалея, что не крылатый у него конь. Наконец-то что-то обрисовалось. Коломну отдаст, отдаст и Москву, не быть более Владимирскому княжеству.

Олег, выслушав Епифания, угадал, коли Мамай советует совокупить силы с Литвой, этой осенью и зимой Орда не двинется. Тайно дал об этом знать князю Дмитрию, а Епифания Коряева послал в Литву к Ягайлу, вызнать, к чему готов Ягайло. Олег писал:

«Радостно пишу тебе, великий княже Ягайле Литовский, всем яко издавна еси мыслил московского князя Дмитрея усмирити; ныне же приспе время нам, яко великий князь Мамай грядет на него с великими силами, приложимся к нему. Я послал своего посла к нему с великою честию и дары многими, а ты пошли своего посла также к нему с честию и дары и пиши к нему книги своя».

Епифаний сам зачитывал послание, косым глазом поглядывал на литовского князя, отыскивая в нем черты Ольгерда, но отыскать не мог. Был Ольгерд сановит, крепок телом, широк в плечах, взгляд имел царственный, и, будь одет хотя бы и в кольчугу, по одному жесту угадался бы в нем государь. Сей князь суетлив, востер, скор, глаза бегают, нетерпелив. Подбежал, семеня ногами, к боярину, скороговоркой спросил что-то на литовском языке. Тут же обратился к своим сановникам и говорил, говорил без умолку. Толмач едва успевал следить за речью, не переводить же!

Ягайло умолк, и толмач переложил его речь. Рязанскому Олегу нет другого пути, как служить хану, его земля во власти Орды, до Литвы Мамаю далеко. Мыслит ли рязанский князь, что Орда, идучи землей рязанской, не разорит ее? Как он обережет ее от разорения?

Издали повел ответную речь боярин, поясняя, как платилась Рязань за дерзости Москвы. Ягайло не стал слушать, а спросил, был ли боярин на Воже, когда князь московский в один миг уложил тридцать тысяч ордынского войска?

Епифаний изворачивался как мог, Ягайлу наскучили его извороты, продиктовал условия единения с Рязанью: «Едва услышит князь Дмитрей Мамаево нашествие, отбежит с Москвы в дальние места, в Великий Новгород или на Двину, мы сядем на Москве и Владимире. Когда хан придет, мы его встретим большими дарами и умолим возвратиться восвояси. Мы с Олегом разделим Московское княжение надвое: часть Литве, часть к Рязани. Договор тот тогда для Литвы действителен, когда сойдутся дружины литовская и рязанская допреж прихода Мамая. В битву идти вместе».

Епифаний доволен свыше меры. Скакал в Рязань, загоняя коней. Олег тут же отправил Епифания к Мамаю, дабы сошелся в Орде с литовскими послами.

Мамай милостиво принял дары князя рязанского и князя литовского, милостиво говорил с послами, ставил в пример покорность их князей своим эмирам и темникам и отправил письма в Литву и Рязань.

Писал Мамай:

«Елико хощете улуса моего, земли Русский, тем всем жалую вас, моих присяжников и улусников; но точию присягу имейте ко мне нелестну и средите мя с своими силами, где успеете, чести ради величества моего. Мне ваше пособие не нужно, но обиды ради вашея и честь вам воздавая моим величеством, жалуя вас, моих улусников, и от насильства и от обиды избавлю, и скробь вашу утолю. И тогда имени моего величества устрашится улусник мой московский князь Дмитрей и отбежит в дальние и непроходимые места, да и ваше имя моих улусников в тех странах прославит, да и моего имени радостная честь величится, и страх величества моего огражает и управляет улусы моя и не оставляет никого обидети без моего веления. Пленити и победити самому мне, великому хану, толикими неисчетными силами и крепкими богатурами мало чести, ибо Дмитрей есть улусник мой и служебник, и довлеет над ним страх мой; подобает мне победити подобно себе некоего великого и сильного, и славного царя».

Послание Олега к Мамаю, послание Олега к Ягайлу, договор Ягайла с Олегом и ответ им Мамая — все письма Олег переслал Дмитрию.

Трудилась одна рука — рязанского боярина Епифания Коряева. Но не в слоге, не в руке суть, суть в мыслях, что имели Ягайло и Мамай. Натравливая на Москву Ягайла и Олега, Мамай не собирался делить меж ними Русь, не собирался он щадить и рязанскую землю, достал бы до Литвы — и ее не пощадил бы.

Надвигалось давно ожидаемое.

Олег поставил условие: если Дмитрий встретит Мамая на Дону еще до того, как он войдет на рязанскую землю, то он, Олег, присоединит дружину к московскому войску. Если Дмитрий не решится идти на Дон, то рязанской дружине придется присоединиться к Мамаю.

Дмитрий дал твердое слово, что московское войско встретит Мамая за рязанской землей. Но и со своей стороны Дмитрий поставил условие. Пусть Олег вступает в союз с Ягайлом. Условие выступления против Москвы — соединение литовского и рязанского войск — поставил Ягайло. Быть по тому. Когда разразится битва, Олегу не вступать в бой, а беречь спину московского войска от удара Ягайла.

Мамай был доволен. Ему казалось, что союз Ягайла и Олега налаживался. И Ягайло и Олег ставили Мамая в известность о своих переговорах. Послом между Олегом и Ягайлом метался Епифаний Коряев. Мамай согласился с предложением Олега встретиться на Дону и от Дона, повернув на Лопасню, идти на Серпухов, оттуда на Коломну и на Москву.

Мамай повелел весной готовить поход на Русь...

Февраль-сечень обильно сек землю метелями, готовя на март ревущее половодье.

Сквозь метели, через снежные замяти на лесных дорогах, через снежные увалы по ледяным дорогам вдоль рек, днем и ночью спешили во все города Северной Руси гонцы великого князя владимирского и московского Дмитрия Ивановича. Князь скликал все городовые полки, все дружины подручных князей, союзных князей, весь русский люд на ратоборство с Ордой, чтобы не мешкая все, кто готов постоять за русскую землю, трогались по вскрытии рек на Москву и на Коломну.

Последним зимним путем, проминая сугробы, опробуя лед на реках, перед тем как на него спускать огромные сани, пробился в Москву с громовыми орудиями кузнец и литейщик Матвей Аполоница.

Встречая пасхальное утро, Москва трезвонила во все колокола. Богомольцы тянулись к церквам. На огромных возах, прикрытые рогожами, лежали «тюфяки», железные пушки. Возы тянули по четыре лошади цугом. Возчики, пушкари, с ними и Аполоница не спали ночь. Полтора года работали кузнецы, ювелиры, красильщики, нашли состав зелья. Гром небесный, огонь слепящий. Толкал огонь из широкого жерла дробленые камни и куски железа. Летели не так-то далеко, на полсотни шагов, но на половине дальности полета сметали все живое.