Алан Берджесс - Гибель на рассвете.Подлинная история убийства Гейдриха

На следующий день время тянулось бесконечно. Они просто не знали, куда деться.

Пльзень — приятный город, недалеко от Германской границы, окруженный лесами, но им было не до его красот. Он славится светлым легким пивом, называемым пльзеньским, но все интересы парашютистов сошлись на заводе «Шкода». С его сборочных линий сходят автоматические орудия, артиллерия, танки, благодаря которым чехословацкие моторизованные дивизии были одними из самых опасных в довоенной Европе. Теперь все эти орудия состоят на вооружении Вермахта по всей Европе.

Не нужно большого ума, чтобы понять, что успешная бомбежка завода «Шкода» нанесет нацистам ощутимый урон. Эта зона была не очень хорошо защищена зенитными орудиями. Если только ВВС смогут сосредоточить над целью достаточное число бомбардировщиков, и маяки будут ярко светить, то всем понятно, что утром в воскресенье от завода останется груда развалин и искореженного обожженного железа.

Итак, поздно вечером они отправились — каждая пара к своему назначенному месту.

Через два часа в выбранном ими сарае, в темноте, Валчик чиркнул спичкой и, посмотрев на светящийся циферблат часов, поднес огонек к огарку свечки, который Ян держал в руках.

Они знали, что за несколько километров от них Опалка и Карел Чурда делают то же самое. Валчик наблюдал, как Ян с почтительной осторожностью поместил свечу в солому, рядом с открытой бутылкой бензина, критическим взглядом оценив расстояние между ними. Свеча горела ровным устойчивым пламенем, защищенная от сквозняка.

— Прекрасно, — сказал Валчик. — Пошли, нельзя терять времени!

Через полчаса они смотрели с холма за километр, как языки пламени вырываются из сарая. Им показалось, они слышали, как с ревом рухнула крыша, и факел пламени огромными языками лизал ночную тьму.

Далеко позади они могли видеть отсвет в небе другого подобного огня — это выполнили свою задачу Опалка и Чурда.

Можно было поздравить себя с успехом.

Когда Ян и Валчик услышали отдаленный гул высоко летящих самолетов, а затем к этому глубокому басу присоединились контрапунктные разрывы снарядов открывших огонь зенитных батарей, им хотелось громко петь. Они видели точки вспышек яркого света при разрыве снарядов в темном небе. Гул высоко летящих бомбардировщиков превратился в непрерывные раскаты грома над головой.

Идя сквозь ночь к железнодорожной станции в Рокицани, они слышали звук рвущихся бомб и рисовали в своем воображении подобные цветному кино картины взлетающих в небо крыш механических цехов, разлетающихся станков и инструментов, недоделанных танков, пушек и ружей, обгоревших и почерневших среди развалин.

Они сели на поезд без происшествий. В Праге Опалка решил, что будет лучше, если Карел Чурда, немного побыв с ними, вернется на некоторое время к себе домой в деревню. А на следующий день Ян с Валчиком и лейтенант Опалка собрались у тетушки Марии в ожидании Анны и Йозефа.

Радио уже передало сообщение, что в ночь на воскресенье несколько самолетов союзников нарушили границу Чехословакии и совершили попытку бомбардировки Пльзени. Сообщалось, что ни одна из сброшенных ими бомб не причинила вреда. Все бомбы упали на поля за городом и никакого ущерба не нанесли.

Никто из них не хотел верить ни одному слову этого сообщения. Они с нетерпением ждали Йозефа и Анну с известиями о действительном ущербе. Но как только они приехали, и Ян увидел их мрачные лица, он сразу понял что сообщение по радио не было лживой пропагандой. Йозеф рассказал им, что бомбы и в самом деле были все разбросаны по полям далеко от завода.

Ущерб, нанесенный «Шкоде», совсем незначителен.

Налет потерпел полное фиаско.

Лишь тонкая перегородка отделяла кабинет профессора Огоуна от столовой, и он часто слышал, как они спорят повышенными от возбуждения голосами. От уже привычного чувства страха у него ныло в животе.

Бессмысленность всей их затеи доводила его иногда до полного расстройства. Ему хотелось ворваться к ним и прервать спор, так стукнув кулаком по столу, чтобы подпрыгнули и задрожали на полках дешевые пепельницы и вазочки из Карлсбада, Пльзени и других туристических мест, собранные госпожой Огоун и ее ребятишками в течение ряда надолго запомнившихся поездок в каникулы.

«Какого черта?! Отдаете ли вы себе отчет в том, что делаете? — кричал он им в своем воображении. — Как вы можете, сидя здесь, в моей почтенной столовой, спокойно решать вопрос, убивать человека завтра или послезавтра? Как вы можете обсуждать политическое убийство — осуществление которого так опасно, что страшно даже подумать об этом, — так обыденно, будто вы решаете, куда поехать летом в отпуск?» Затем, в этой сцене, которую он многократно повторял в своем воображении, он обводил их изумленные лица выразительным взглядом и продолжал: «Да, я боюсь! Я просыпаюсь ночью, весь дрожа от страха так, что жена думает, что у меня приступ озноба и настаивает, чтобы я принял какое-нибудь лекарство. А что можно принять от острого неподдельного чувства страха, а? Какое лекарство поможет? То, что вы затеваете, никак невозможно! Вы — отчаянные, молодые и глупые и думаете, что у вас это получится. Вы понимаете, что натворите? А?»

Профессору Огоуну было непросто вернуться к реальности.

Он знал, что в нем говорит переутомление. Он знал, что его воображаемые словесные упражнения сразу же иссякнут, что он будет стоять с протянутой рукой, как дешевый оратор, и неловко опустит ее вниз, будто держит в ней мокрую холодную рыбу. Они несомненно слегка посмеются над ним и скажут без малейшей обиды: «Что ж, профессор Огоун, мы уважаем ваше мнение. Выражаем восхищение вашей смелостью — дать приют таким опасным убийцам, как мы, но, пожалуйста, оставьте решать это дело тем, кто знает, что делает».

Ему казалось очень странным, что так легко попасть в такое положение. Если бы два месяца назад кто-то сказал ему, что он будет укрывать двух молодых людей, собирающихся на следующий день совершить покушение на Гейдриха, он счел бы это безумством.

Все началось с его визита в Красный Крест. Будучи преподавателем Пражской женской гимназии, он нередко посещал учреждения Красного Креста. Бухгалтером там был Петер Фафка.

Ему очень понравился этот человек. И жена его была веселой и жизнерадостной. Это она рассказала ему, что в их квартире скрываются два парашютиста, два чехословацких солдата, отмеченных наградами за отвагу.

Поскольку им нельзя было подолгу оставаться в одном месте, она спросила, не мог бы профессор пустить их пожить недели на две. Он не колебался ни минуты. Ведь он был патриотом. Конечно, пусть поживут. Но при этом он заметил, что у них дома нет излишков продуктов. При наличии двух сыновей-подростков им и так едва хватает. Одного парашютиста они еще могли бы содержать, а двоих — трудно.