Евгения Яхнина - Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья

В Пале-Рояле можно было купить листки с текстом его стихов, а также стихов других авторов, воззвания, наказы и газеты. Их было множество. После открытия Генеральных штатов в одном только Париже насчитывалось сто пятьдесят газет, и каждая находила своего читателя и приверженца. Купцы и рыночные торговки жаловались, что газеты отбивают у них покупателей, так как люди готовы тратить свои последние деньги на газеты, вместо того чтобы покупать съестные припасы.

Жаловались и владельцы кафе. Бывало, придут два-три человека, познакомятся, разговорятся и примутся за карты… И глядишь, карты картами, а уж редко кто из партнёров обойдётся одним стаканчиком. Выпьют, сыграют партию и снова выпьют, так что хозяева кафе не остаются в накладе… А нынче те же люди устроятся где попало — на бульваре, на улице, на крылечке — и читают вслух новый выпуск газеты. Им и в голову не приходит промочить горло!

Вот и сейчас подростки десяти — двенадцати лет то и дело бегают от Пале-Рояля к типографии и обратно и приносят влажные ещё от типографской краски листки. Листки не задерживаются у юных продавцов. Только успели притащить огромную кипу, сбросить её наземь, глядишь — от неё не осталось и следа.

Для ораторов нет специальных трибун: кто вскакивает на стол, на скамью, а иной просто опрокинет ящик и взберётся на него. Каждый стремится лишь к тому, чтобы его услышали. Те, кто побойчее, импровизируют речи, а те, кто лишены дара импровизации, читают приготовленную заранее. Толпа настроена к ораторам благожелательно. Почти всегда их провожают криками: «Браво!» Ну, а если речь очень понравилась, то оратору, как актёру, приходится повторять наиболее удачные места.

Не теряют времени зря и уличные глашатаи-любители. Они переходят от одной группы собравшихся к другой и кто как умеет сообщают последние новости: один придаёт сообщению иронический характер, второй интонацией подчеркнёт то, что кажется ему важным, третий не ждёт, чтобы его попросили, а добавит от себя своё толкование событий.

И сегодня, как обычно, друзья останавливались у каждой группы, стараясь не пропустить ничего интересного. Отношение к ораторам у них было разное: Шарль принимал всё и всех, Жак критиковал, разъяснял другу прослушанную речь. Вот взять оратора, которого они только сейчас слышали: слов много, а до смысла не доберёшься. Повторяет ежеминутно, что надо стремиться к равенству, а как этого равенства достичь, не поясняет.

Они подоспели как раз в ту минуту, когда несколько поодаль другой оратор, долговязый и худощавый, кончал свою речь словами:

— Пусть знают Генеральные штаты, что люди рождены свободными и равными в правах и что власть должна принадлежать народу. Пусть помнят, что все граждане должны иметь право думать, говорить, писать и публиковать всё, что им угодно!

Шумные аплодисменты были ответом собравшихся в этом уголке Пале-Рояля на слова оратора.

— Опоздал! У нас нет больше Генеральных штатов! У нас есть Национальное собрание! — крикнул парень, стоявший рядом с Жаком и Шарлем. — Ура Национальному собранию! — И он подбросил вверх свою шляпу.

И Жак, и Шарль, а за ними и вся толпа закричала:

— Ура Национальному собранию!

— Подождите кричать! Послушайте лучше, какую штуку я вам сейчас прочитаю. Этот памфлет называется: «Предупреждение народу» или «Разоблачённые министры», а написал его господин Жан-Поль Марат.

— Слушайте! Слушайте!

— «Сограждане! Остерегайтесь министров! Они задумали распустить наше Национальное собрание! Они окружают нас солдатами. Они только ждут, чтобы мы вышли из терпения, и тогда обратят против нас штыки!»

— Кто ты такой? — с восхищением спросил Жак.

— Я бондарь, а зовут меня Фелисье́н, — охотно ответил молодой человек. У него были рыжие волосы, очень белое лицо, усыпанное веснушками, и задорная улыбка. — Как только у меня выдаётся свободная минутка, я сюда прибегаю. Сам послушаю и другим расскажу, что узнал. Хозяин у меня ничего, покладистый, не бранит за то, что я часто здесь торчу. В Версале-то я побывал всего два раза, уж очень он далеко. А сюда сбегать недолго!

— Хорошо сказал этот длинный, что люди рождены свободными! — восхищённо произнёс Шарль.

— Неплохо, — согласился бондарь. — Но скажу я вам, довелось мне давеча вот здесь услышать, как говорил Камилл Демулен. Он тоже объяснял, что Национальное собрание займётся Конституцией, чтобы королю было легче нами управлять, а нам легче жить… Ну и говорил он! Слова сами в душу просятся… И когда он говорил, так тихо стало, что, кажись, муха пролетит и ту услышим.

— Идём с нами! — предложил Жак.

И дальше друзья уже шли втроём.

Услыхав взрыв весёлого смеха, они направились к небольшой площадке, где столпилась группа людей. Что всех рассмешило? Надо остановиться и послушать.

Небольшого роста человек, стоя посреди собравшихся, рассказывает притчу. Это она вызывает у публики раскаты смеха. А оратор — его едва ли можно назвать этим именем — говорит обычным голосом, ничуть не повышая его, словно беседует с добрыми знакомыми:

— А было дело так: решили кошки и мыши отныне жить в мире и позабыть былые распри. «Пусть будет у нас конституция, и мы все ей подчинимся!» Сказано — сделано! Выбрали кошки восемь представителей, мыши — шесть, но тут мыши сказали: «Господа, всё равно вы сильнее нас, так давайте же будем представительствовать поровну: нас восемь и вас восемь». Кошки согласились, но, как только стало шестнадцать представителей, кошки заявили: «Впредь мы будем обсуждать все вопросы отдельно от вас, а вы — от нас!» Оставшись одни, кошки тотчас постановили; «Принимая во внимание, что мышиное мясо вкусно и что мы поедали мышей в течение веков, — мы и впредь будем их пожирать!»

Притча имела большой успех. Посмеявшись вдоволь, Жак, Шарль и бондарь отправились туда, где ещё какое-то зрелище вызвало скопление людей.

Подойдя ближе, они увидели, что малыш лет шести, прочно усевшись на плечи рослого носильщика Матьеза и свесив ноги ему на грудь, высоко поднял над головой небольшой кусок картона. На нём углём была выведена надпись:

ПРИГОВОР ФРАНЦУЗСКОГО НАРОДА:

выслать г-жу Полиньяк за сто лье от Парижа,

принца Конде — также, графа д’Артуа — также!

— Ну, и насолили же народу все эти принцы и графы, если против них восстают и младенцы! — сказал Шарль, громко смеясь.

И Жак весело ему вторил.

А бондарь добавил:

— Говорят, прошлого короля разоряла мадам де Помпадур, а эта самая госпожа Полинья́к разоряет не короля, а королеву. Она её лучшая подруга и потому без счёта строит себе особняки да замки, покупает драгоценности и наряды… Ей у королевы отказа нет. А денежки-то всё равно те же, народные. Что король, что королева их тратит — всё одно. Из карманов тех, кто работает, не разгибая спины…