Николь Галланд - Трон императора: История Четвертого крестового похода

— Мне велено вернуть это вам, господин.

Грегор обменялся встревоженными взглядами с Лилианой и мной.

— Это меч Отто. Зачем ты приволок его сюда? Кто тебе его дал? Меч нужен брату. Отнеси ему обратно.

Мальчишка, не сводя с Грегора неподвижного взгляда, робко шагнул в хижину, опустил меч на пол перед рыцарем и поспешно выскочил за порог, словно здесь его кто-то мог ужалить.

— Мне велено вернуть меч сюда, — повторил он.

Я подошел к Лилиане и протянул ей руку. Она вцепилась в нее и сжала с такой силой, что я чуть не вырвал руку обратно. Грегор пялился на пажа в озлобленном недоумении.

— Не оставляй меч здесь. Отнеси его Отто, парень! — приказал он, указывая вдаль. — Верни ему меч. Где Отто? Парень! Скажи, где Отто?

Мальчишка готов был разрыдаться.

— Меня… прислали только за тем… чтобы вернуть меч. И сказали, что новость вам сообщит кто-то другой.

— Какую новость? — взревел Грегор, выпучив серые глаза.

— Они сказали, мне не придется ничего вам рассказывать! — упорствовал мальчишка.

Я оторвался от Лилианы, подскочил к двери, схватил мальчишку за запястье грубее, чем хотел, и затащил обратно в комнату, заорав:

— О чем рассказывать? Что случилось с Отто? Он ранен?

Мальчишка, глядя на меня с ужасом, покачал головой.

— Попал в плен? — не отступал я.

Мальчишка покачал головой.

Внезапно у меня пересохло в горле.

— Тогда что?

— Они сказали, мне не придется ничего вам рассказывать, — прохрипел паж. — Отпустите руку.

В наступившей тишине я разжал пальцы. Ребенок вытянул шею и, посмотрев за мою спину, со страхом обратился к Грегору:

— Мне очень жаль, господин.

Грегор в ошеломлении не смог ничего сказать.

— Знаешь какие-нибудь подробности, парень? — тихо спросила Джамиля, стоя рядом с Лилианой.

— Я слышал, будто это был сам Мурзуфл, — ответил мальчишка. — Прямо здесь, на выезде из лагеря с северной стороны, оказалась засада. Они проехали совсем немного. Это ведь что-то значит, правда? Когда, чтобы сразить тебя, нужен сам император.

— Спасибо, парень, — очень тихо сказала Джамиля. — Можешь идти.

Первой сломалась Лилиана, зайдясь громкими рыданиями. Джамиля тут же обняла ее, и я подскочил к ним, пытаясь утешить и поддержать, когда она повалилась на пол.

Грегор продолжал не моргая смотреть на меч брата.

Я кинулся на поиски Ричардусов, пока Джамиля занималась Лилианой. Грегор, выслушав новость, не сдвинулся с места. Казалось, он был не в силах оторвать глаз от меча Отто.

Я послал Ричардусов к епископу Конраду, чтобы они принесли письменное обязательство Отто, составленное несколькими месяцами ранее, по которому часть его поместья в Германии переходила к Лилиане и ребенку. Скорее всего, оно не имело правовой силы, но мы с Джамилей надеялись, что Бонифаций своим письмом мог бы придать ему дополнительный вес в глазах семейства. Это означало, разумеется, что нам нужно было каким-то образом заручиться таким письмом от Бонифация.

Пока мы спорили, как этого добиться, я сидел рядом с Лилианой, обхватив ее за спину, и покачивался. Ее лицо было сплошь покрыто красными пятнами, но рыдания наконец утихали: Джамиля дала ей выпить успокоительного, от которого Лилиана постепенно впадала в оцепенение, а сама занялась Грегором, чтобы подготовить его к встрече с Бонифацием. Она стояла над ним, как строгая мать, пока он умывался, подстригал бороду, переодевался во все чистое впервые за несколько недель. Это напомнило мне тот ритуал, какому Лилиана подвергла меня в Венеции. Я еще крепче обнял ее.

Приобретя презентабельный вид, Грегор вновь уставился на меч. Джамиля повернулась ко мне.

— Ты не мог бы пойти с ним и поддержать словесно, если потребуется?

— Тогда Бонифаций узнает, что его придурковатый музыкант не настолько глуп и на самом деле из команды Грегора. Мне все равно, но эта новость не приведет его в хорошее расположение духа.

— Тогда постараемся убедить Конрада молвить за него слово. Грегор сейчас не в состоянии убеждать кого-то. — Она помолчала. — Нужно переправить Лилиану в аббатство. Возможно, Самуил знает, где здесь ближайшее. Тебе придется уехать прямо сейчас. До начала сражения.

— А вы с Самуилом не можете забрать ее с собой?

Она покачала головой.

— Самуил не позволит. Ради ее блага, да и его тоже.

Епископ Конрад пришел в хижину как стемнело. Слуг он оставил снаружи. Ему было явно не по себе, оттого что Джамиля не только была с нами, но и заправляла всем: в христианском доме скорби этим следовало бы заниматься христианке.

— Не беспокойтесь, ваше преосвященство, я не внушала им ереси о том, куда попадает душа после смерти, — сказала она вместо приветствия. — Принесли обязательство Отто?

— Сами знаете, оно едва ли к чему-то обязывает, — сказал Конрад, передавая ей документ.

Джамиля, в свою очередь, отдала его Грегору. Он взглянул на пергамент без всякого интереса, как медленно умирающее животное может взглянуть на пролетающего жука. Потом снова перевел взгляд на меч Отто.

— Может быть, и не обязывает, господин, но если Бонифаций подтвердит его своим письмом, родственники Отто, быть может, не сразу поспешат оспорить документ.

Грегор поднял голову и наконец вступил в разговор:

— У нас с Отто разные матери. Имение, предназначенное Лилиане, он унаследовал по материнской линии. Семейство у нас добросердечное, но очень набожное. Женитьба многое бы решила.

— Или видимость женитьбы, — поправил я.

— Я не стану участвовать в подобном обмане, — фыркнул Конрад.

— А я стану, — спокойно объявил я. — Ведь именно я повезу ее на родину.

— Он хотел жениться на мне, но я все отказывалась, думала о его интересах. Как бы он выглядел, заключив брак со шлюхой, — сказала Лилиана почему-то виноватым тоном. (Видимо, сложившаяся ситуация с наследством приводила ее в крайнее смятение.) — Если ребенок — это все, что от него осталось, то вряд ли его родственники нас прогонят. Они знают обо мне. Однажды его мать даже позволила мне сесть с ней за один стол.

— Они примут ребенка, а тебя прогонят, — возразил я. — Мы скажем, что вы поженились.

— Я не допущу этого, — заявил Конрад.

— Хотите вернуться вместе с нами в Германию и обличить ее перед семейством?

— В свое время я вернусь в Германию, — предостерег он, — и скажу правду.

— И вы так с ней поступите?

— Разумеется, поступлю, если она посмеется таким образом над священным таинством.