Игорь Болгарин - Под чужим знаменем

– Каюк, говоришь? – задумчиво переспросил Кособродов, угрюмо проводив взглядом сноп света, на мгновение лизнувший сухую траву у их ног. – Это уж, Данилыч, с какой стороны посмотреть – если черт не выдаст, то и свинья не съест… Взрывчатка мне во как нужна, хоть пару пудов!

Данилыч поднял на Кособродова блеклые старческие глаза и долго молча смотрел на него.

– А-а, так вот ты зачем… – протянул он удивленно. – А я думал, ты уже старое-то бросил, седой черт. Внуки небось есть…

– Горбатого могила исправит, – скупо улыбнулся Кособродов.

– Ты этого добра днем с огнем у нас не найдешь. Нету.

– А на складе?

– На складе его никогда и не бывало. Каждую порцию для взрывов из города под большой охраной везли. И то, – Данилыч обернулся по сторонам, – наши хлопцы, я знаю, половинили. Партизанам в горы переправляли. А сейчас – все! Нету!

Так ничем закончился их первый день в Новороссийске. А на следующий день в порт отправился Красильников. В бушлате, в суконных матросских брюках, заправленных в сапоги, похожий на ищущего выгодной работы моряка, он с самого утра болтался возле портовых ворот, стремясь, однако, не очень попадаться на глаза часовым.

Разгрузку танков днем не производили. Потому и пирс, к которому были пришвартованы плавучий кран и английский военный транспорт «Орион», был пуст.

Семен Алексеевич уже собирался уходить, как вдруг увидел, что с «Ориона» на пирс спустились матросы и беспорядочной гурьбой направились к воротам порта. Он скорым шагом обошел штабеля бочек и тоже направился к воротам. Не доходя до них, остановился, сосредоточенно скручивая цигарку.

Когда английские моряки, предводительствуемые коренастым боцманом с серьгой в ухе, поравнялись с Семеном Алексеевичем, он жестом попросил у них огонька.

Моряки остановились. Боцман достал зажигалку, посмотрел на замысловато скрученную цигарку и улыбнулся. Заулыбались и другие, заговорили на непонятном Красильникову английском языке.

– Козья ножка, – попытался объяснить он любопытствующим морякам и, чтобы разговор не оборвался, жестами показал боцману: – Хочешь, тебе сделаю?

И, не ожидая его согласия, Красильников достал полный табаку кисет, рванул размашистым, изящным движением газету и ловко, одним приемом, скрутил предлинную козью ножку. Всыпав в нее рубленый корень самосада, он подал готовую цигарку боцману. Тот прикурил, затянулся. Лицо его дернулось и побагровело, он громко закашлялся. Моряки снова засмеялись и, обступив Семена Алексеевича и боцмана, по очереди стали пробовать самосад, гогоча и весело хлопая Красильникова по плечу. Знакомство завязывалось…

Но в это время юркий человек в штатском, по виду явно филер, тут как тут появился возле моряков, подозрительно присматриваясь к тому, что здесь происходит.

Красильников наметанным глазом сразу же заметил филера и понял, что знакомство с ним ничего хорошего ему не сулит.

– Ладно, ребята! Мне пора! – пробормотал он и попытался протиснуться сквозь толпу англичан. Но они его не отпускали. Звали с собой выпить. Семен Алексеевич правильно понял это приглашение по тем жестам, которыми моряки сопровождали свои слова.

– Не могу я, ребята! Некогда! – качал головой Красильников и затем вдруг, чуть прищурив глаза, сказал: – Вот завтра… Завтра можно… Завтра давайте встретимся…

При этом Семен Алексеевич прикладывал руку к щеке и даже закрывал глаза, чтобы моряки лучше поняли, что значит «завтра».

– Завтра… – повторил вслед за Семеном Алексеевичем высокий моряк с тяжелым упрямым подбородком и отрицательно покачал головой: – Нет!.. Нет завтра… Ту-ту…

Что-то резкое и гневное бросил в толпу филер. Высокий моряк огрызнулся и махнул в его сторону рукой. Весело и возбужденно переговариваясь между собой, моряки тронулись дальше. Филер уже стоял возле Семена Алексеевича и ждал, когда уйдут подальше моряки.

Но высокий моряк что-то понял, тоже остановился и, угрожающе поглядывая на филера, стал ждать. Тогда филер, смерив Красильникова недобрым взглядом, покорно побрел вслед за уходящей толпой англичан. «Спасибо, товарищ!» – мысленно сказал выручившему его моряку Красильников и, проводив англичан задумчивым взглядом, пошел в противоположную сторону.

Наплутавшись вдоволь в сложных лабиринтах припортовых улиц, Красильников вышел наконец к деревянным причалам. Здесь мерно покачивались на легкой волне ходкие рыбацкие фелюги. На корме одной ветхой лайбы сидел старик.

Увидев, что Красильников остановился, старик, глядя поверх очков, крикнул:

– Матрос, выпить чего не найдется?.. Есть отменная закуска! – И он показал на связку вяленой рыбы, висевшей на флагштоке.

Семен Алексеевич прошел не мешкая по причалу к лайбе.

– Какую службу здесь несешь? – дружелюбно спросил он старика.

– А служба у меня простая, – начал старик – видно, был из разговорчивых, – вроде сторожа я. – Он помолчал и с гордостью добавил. – Сорок годков день в день прослужил в этом порту, при таможне, а теперь… вот…

Семен Алексеевич даже присвистнул от удивления.

– Сорок лет?.. Наверное, многих моряков знаете?

– Известно, – кивнул бывший таможенник.

– А не доводилось вам встречать кого с бывшего эсминца «Гаджибей»? – дознавался Семен Алексеевич.

– С того, потопленного? – повел бровью в сторону рейда таможенник.

Красильников кивнул.

– Ходит тут один. Комендором был.

– Комендором? А фамилию его не вспомните? – с надеждой в голосе спросил Семен Алексеевич.

– А чего вспоминать? Воробьев его фамилия.

– Воробьев?.. Василий?.. – обрадовался Красильников.

– Василий. Он самый.

– Значит, он здесь? – продолжал несказанно обрадованный Красильников. – А где его можно повидать?

– Если есть на что выпить, то в аккурат через десять минут я его вам покажу.

– Есть! Есть! Пошли, папаша!..

Таможенник легко выбрался на причал.

– Подождите, а вахту кому?.. – вдруг остановился Красильников.

– А шут с ней, с вахтой!

В двух кварталах от порта, на ветхом каменном доме, висела на кронштейнах большая медная пивная кружка, а под нею красовалась надпись: «Эксельсиор». Старик таможенник свернул во двор, показал на пролом в стене, означавший вход. По выщербленным ступеням они спустились вниз. Под потолком каменного коридора висел тусклый керосиновый фонарь. Он освещал дубовую дверь.

Таможенник толкнул ее – и навстречу им с оглушающей силой вырвался нестройный гул, послышались невнятные пьяные голоса. Семен Алексеевич увидел низкий сводчатый зал, в котором за длинными дубовыми столами сидели люди. Это были рыбаки, грузчики, военные моряки, механики с мелких судов и портовые воры. На их одежде лежал отпечаток морских профессий. И только два филера, сидевшие неподалеку от входа, казались здесь такими же несуразными, как, скажем, архиерей на цирковой арене. Они тянули пиво и не спускали глаз с английских моряков, тесной кучкой сидевших за другим столом.