Игорь Болгарин - Под чужим знаменем

– Ничего, подожду…

И он сидел возле двери и ждал – неподвижный, отрешенный.

Преображенский и Басов молчаливо занимались своим обычным канцелярским делом и, казалось, напрочь забыли о нем. Тихо скрипели перья, так же тихо, по-канцелярски, шуршали бумажные листы, лишь изредка кто-нибудь из них отрывал глаза от бумаги, и тогда они перебрасывались двумя-тремя малозначащими фразами, смысл которых Сазонову был почти непонятен. Их, видимо, забавляло то, как он старался вникнуть в их разговор и никак не мог уяснить его. Сазонову была непонятна эта кабинетная неслышная работа, эта бумажная жизнь.

День, истекая безоблачной белизной, медленно мерк за окном, а Резников все не приходил.

Сазонову очень хотелось закурить, но он не решался это сделать, так как Преображенский все время кутал шею шарфом и время от времени покашливал. Правда, кашель у него странно походил на короткий и хлипкий смешок.

Наконец Сазонов не выдержал, достал из кармана кисет, осторожно, чтобы не потерять ни крупинки, насыпал на газетный обрывок махорки, свернул цигарку и покосился на склонившихся над папками и бумагами Басова и Преображенского. И, держа на виду самокрутку, небрежно обронил:

– Не будете возражать?

– Что? – не понял Басов, с трудом оторвавшись от бумаг.

– Закурю, – кратко объяснил Сазонов.

– Ах, вы вон о чем! – вопросительно покосился Басов на своего коллегу, но, не получив ответа, кивнул головой: – Да-да, курите.

Сазонов неторопливо чиркнул спичкой, поднес огонь к цигарке и с наслаждением затянулся. Щурясь от едкого самосадного дыма, он как бы от нечего делать беспечно спросил:

– Что-то я не пойму, как вы работаете. Без регламента. Он что у вас, всегда так поздно приходит?

Сазонов знал, что многие воспринимают простые вопросы чекиста как допрос, – вот почему надо каждого разговорить. Похоже, что Басова можно, хотя на первый раз он и ответил уклончиво:

– По-разному.

Сазонов понимающе и сочувственно покачал головой.

Преображенский выпрямился, удивленно взметнул брови и, вынув из кармашка мундира большие часы-луковицу, взглянул на циферблат.

– В общем-то довольно странно… – обратился он к Басову, не обращая внимания на Сазонова. – Я, пожалуй, схожу к нему…

С молчаливого согласия Басова он поспешно ушел. И долго не возвращался.

Сазонов по-прежнему сидел у двери кабинета и смотрел на тяжеленный сейф, который он принудил сам себя охранять. В сердце его все сильнее закрадывалась тревога: «Что-то здесь не так… Что-то я не то делаю… Должно быть, не сейф нужно сторожить – он без ног, не убежит, – а искать Резникова…»

Преображенский вернулся через час. Концы шарфа у него растерянно развевались, ворот мундира расстегнут – видать, спешил. Лицо было перепуганное.

– Его нет! – выдохнул он с порога. – Представляете? Нет! Я стучал в окно – никто не отзывается… Подергал дверь, а она не заперта. Вошел – никого… Я к соседям – и те не видели…

Преображенский еще что-то сбивчиво рассказывал Сазонову и Басову, желая, чтобы его поняли, объяснили загадочное исчезновение всегда пунктуального начальника. А Сазонов тем временем подошел к телефону и попросил срочно соединить его с Фроловым. Фролов, к счастью, оказался на месте.

– Товарищ Фролов, беда! – глухим от волнения голосом доложил Сазонов. – Я в оперативном отделе…

– Ждите! – коротко бросил в трубку Фролов.

Минут через двадцать появился сам в сопровождении трех чекистов.

– В чем дело? – с порога спросил он, обращаясь ко всем сразу.

– Похоже, что-то случилось… – начал объяснять Преображенский, с какой-то боязливой искательностью ловя взгляд сурового Фролова. – Понимаете, Василия Васильевича, начальника оперативного отдела, нет дома… не обнаружилось. – И тут же торопливо прибавил: – Вы представляете – нет!

С него слетела еще недавно столь очевидная самоуверенность. Вместо усмешки проступило беспомощное недоумение. Он привык находиться под покровительством Резникова и теперь оказался один на один с возможной бедой. Между тем у него, как у бывшего офицера-генштабиста, в заложниках, под домашним, правда, арестом, находилась большая семья.

– Что вы так волнуетесь? – спросил Фролов. – Ну, нет человека, может, скоро будет.

– Как «что»?.. – удивился Преображенский. – Вчера мы сидели допоздна, и он сказал, что сегодня придет несколько позже. Он не пришел, и я подумал, что Василий Васильевич прямо из дому отправился на заседание Реввоенсовета… Уже вечер, а его нет. В Реввоенсовете он не докладывал. Понимаете?.. Я ходил к нему домой, дверь не заперта, а его – нет…

– Та-ак, – нахмурился Фролов. – Где он живет?

– На Лыбедской… Значит, так. Надо пройти по Анненской, свернуть на Левашовскую… Нет, вы не найдете! Я покажу! – старательно пытался теперь помочь чекистам Преображенский.

– Другой ключ от сейфа у кого? – все так же угрюмо спросил Фролов: в его душу закрадывалась тревога.

– Другой ключ? – удивленно переспросил Преображенский, словно никак не мог понять, при чем тут какой-то ключ, если исчез, может быть, погиб человек, но затем он стал словоохотливо объяснять: – Ах, да! От сейфа? Видите ли… да, действительно было два ключа. Но Василий Васильевич, он такой рассеянный…

– Вы, пожалуйста, покороче, – попросил Фролов.

– Василий Васильевич один ключ совсем недавно потерял, – пришел на помощь Преображенскому Басов, – и стал пользоваться тем, что находится у коменданта штаба.

– Не знаете, может быть, он вчера сдал его коменданту?

– Разрешите, я проверю, – предложил Преображенский, ему хотелось что-то делать, как-то действовать.

Фролов кивнул.

Преображенский торопливо вышел, следом за ним, повинуясь взгляду Фролова, шагнул один из чекистов.

Ждать пришлось недолго – вскоре они вернулись. Преображенский растерянно развел руками и огорченно доложил:

– Нет, вчера Василий Васильевич ключ не оставлял.

Больше ничего не оставалось – надо было искать Резникова.

Фролов оставил Сазонова сторожить сейф, а сам вместе с помощниками, в сопровождении растерянного Преображенского, отправился на Лыбедскую.

Они прошли по безлюдным, мощенным булыжником Анненской и Левашовской, пересекли пустырь и оказались возле небольшого кирпичного домика с темными оконцами. На город опустились зеленые сумерки.

– Здесь! – показал на домик Преображенский.

Фролов бесшумно поднялся на крыльцо. Внимательно осмотрел дверь. Толкнул. Она с тонким жалобным скрипом открылась. Вспыхнул фонарь. Тонкий луч заскользил по стенам коридора, затем по комнате… Вот в световом овале оказалась высокая, из цветного стекла, керосиновая лампа. Фролов зажег ее. Передал фонарь пожилому чекисту, коротко приказал: