Игорь Болгарин - Под чужим знаменем

– Что случилось, Юра? – Кольцов посмотрел в ту сторону, где затихал тяжелый шаг арестованных и еще клубилась жесткая, сухая пыль. – Ты что, знакомого увидел?

– Д-да… нет… нет… – запнулся вдруг Юра, воспаленно прикидывая в уме: сказать или не сказать правду? Но так и не решился, подумав, что это может повредить Семену Алексеевичу – ведь он чекист, – и начал долго и сбивчиво объяснять Кольцову, что в колонне пленных он увидел человека, очень похожего на садовника из их имения. И тут же поспешил уверить Кольцова, что, конечно, это был не он, а просто очень похожий человек.

Кольцов, спрятав потеплевший взгляд, равнодушно бросил:

– Бывает…

И они тронулись дальше.

Жизнь в штабе Добровольческой армии была на удивление размеренной, даже спокойной. Лишь здесь, в аппаратной, чувствовался нервный и напряженный ритм. Телеграфные аппараты бесстрастно сообщали о падении городов, о смерти военачальников, о предательствах и подвигах.

Стоя возле телеграфиста, Ковалевский нетерпеливо ждал. И смотрел на узкую ленту, которая ползла и ползла из аппарата.

Наконец усталый телеграфист поднял на Ковалевского красные от бессонницы глаза:

– Генерал Бредов у провода, ваше превосходительство.

Командующий взял ленту, начал медленно ее читать: «На Киевском направлении встречаю сильное сопротивление противника. Несу большие потери. Прошу разрешить перегруппировку. Надеюсь на пополнение. Бредов».

Дочитав до конца, Ковалевский на минуту задумался, затем сухо продиктовал:

– Генералу Бредову.

Забегали по клавишам аппарата пальцы телеграфиста.

– Перегруппировку разрешаю… – Замолк на мгновение.

Телеграфист тоже застыл, ожидая.

Видимо, и там, на другом конце провода, напряженно ждали, что ответит командующий. Пополнение было Бредову крайне необходимо. Ковалевский это хорошо знал. Он вздохнул, продолжил:

– …На пополнение пока не рассчитывайте… – и пошел из аппаратной.

Двигаясь между столами шифровальщиков, Ковалевский бормотал себе под нос: – «Пополнение»… «Пополнение»… Всем нужно пополнение… – Однако для себя он уже решил, что усилит корпус Бредова резервной дивизией генерала Рождественского, 51‑м Дунайским полком и двумя отдельными пластунскими батальонами. Кроме того, он просил у Деникина перебросить на помощь Бредову тяжелый гаубичный полк, который уже вышел и сейчас находится на марше. Но обещать Бредову все это заранее он не стал – генерал перестанет рассчитывать на свои силы и будет ждать пополнения. А Ковалевскому было сейчас крайне необходимо, чтобы большевики каждодневно испытывали на себе неумолимую мощь Добровольческой армии.

Пройдя по коридорам, Ковалевский вошел в свою приемную. Увидев Кольцова, перевел взгляд на угрюмого, притихшего Юру, спросил:

– Что, лейб-гвардия, нос повесил? А?

– Н-нет… Ничего… – Мальчик не был настроен на разговор.

– У меня тоже на душе… не очень, – понимающе сказал генерал, не стесняясь своей беспомощности. – Бывает.

Кольцов поднял на Ковалевского глаза:

– Ваше превосходительство, в городе видел афишу. Заезжая труппа оперу дает. Может, распорядиться?

Ковалевский помедлил:

– А что, пожалуй… Сколько времени не удавалось. – И, оживившись, добавил: – И мрачного Юрия с собой возьмем.

– Слушаюсь! – Кольцов взялся за телефонную трубку, чтобы предупредить градоначальника: губернаторскую ложу сегодня не занимать.

– И вот что, Павел Андреевич! – вспомнил Ковалевский. – Пригласите от моего имени Татьяну Николаевну. Полковник Щукин все еще не вернулся – что ей в одиночестве дома сидеть!

– Непременно, Владимир Зенонович! – ответил Кольцов.

Командующий прошел к себе в кабинет, а Павел, по забывчивости держа руку на телефонной трубке, задумался. Только что он испытал радость при мысли, что сейчас услышит Танин голос, а позже и увидит ее. И тут же на смену радости пришло сомнение: имеет ли он право на эту любовь? На любовь, у которой нет и не может быть будущего.

После той первой встречи в приемной он почувствовал влечение к этой своеобразной девушке. Дважды он мимолетно видел ее, и оба раза чувство тревоги одолевало его: происходило что-то ненужное ему, способное помешать его делу. Он понимал это. Но и выбросить Таню из своего сердца, не думать о ней он уже не мог. Она жила в нем, рождая попеременно то чувство радости, то острое недовольство собой и тягостную тревогу.

…В зале медленно пригасал свет, на ряды зрителей волнами – одна другой темнее – наплывала полутьма, высветился занавес, забился в углы залы осторожный шепот опоздавших.

В губернаторской ложе в первом ряду усаживались Ковалевский, Таня и Юра. Сзади с видом добровольного пажа встал Кольцов.

Таня подняла на него глаза, обмахнулась веером, словно отгоняя от себя любопытные взгляды, устремленные на нее из офицерских рядов, и слабо приказала:

– Садитесь же!

– Благодарю, – с мягкой улыбкой ответил Кольцов и присел рядом с Таней во втором ряду.

Таня горделиво обвела взглядом ряды: наверно, ей сейчас многие завидуют, перешептываются. Еще бы, рядом с ней такой блестящий офицер, о чьих подвигах знает весь город, – Адъютант Его Превосходительства!

– Это чудесно, что вы вытащили всех в оперу, – глядя на Павла восторженными глазами, сказала Таня. Благодарная улыбка мягко осветила ее лицо. Таня помолчала немного, потом склонилась к уху Павла, обдав его легким запахом духов: – Помнится, я приглашала вас в гости. Однако вы почему-то пренебрегли моим приглашением.

– Я бы с радостью… Но, честное слово, дела не позволяли, – попытался оправдаться Кольцов.

– Словом, так. Если вы не будете у нас в пятницу, я сочту, что вы не хотите меня видеть, и обижусь.

В темноте зала голоса их перемешивались, переплетались, и Тане впервые в жизни было так странно и так хорошо.

– Право, это будет несправедливо, – со значением произнес Кольцов.

– И все-таки я обижусь, – твердо сказала Таня.

Звучала порывистая, стремительная увертюра «Кармен». И Юра, сидя рядом с Ковалевским, с любопытством рассматривал маэстро во фраке, который, подпрыгивая, взмахивал дирижерской палочкой, и правое плечо у него дергалось, словно от нервного тика. Юре казалось, что дирижер здесь лишний, что он мешает музыке, заставляя слушателей смотреть на себя, а не отдаваться ее властному течению.

И вдруг по рядам прошелестел удивленный шепоток – это в губернаторскую ложу вошел дежурный офицер, склонился к Кольцову и попросил его подойти к телефону. Лорнеты поплыли следом за Кольцовым – видимо, случилось что-то чрезвычайное. Кольцов поднялся и извинился перед Таней.