Игорь Болгарин - Адъютант его превосходительства

«Наверное, из гимназистов? Мечтает стать офицером», — мельком подумал о нем Кольцов и небрежно бросил:

— Северо-Кавказская и Донецкая дороги!

Телеграфист тотчас отошёл к шкафу и, порывшись в нем, выложил перед Кольцовым две карты.

— Вот, пожалуйте! — поспешил доложить он. — Это — Северо-Кавказская. Вот она — Тоннельная!

Кольцов склонился к карте и, уставившись в неё долгим взглядом, сидел молча и неподвижно, перебирая в уме события последних часов.

Гайдук… Тоннельная… Верхне-Баканская… Через чёрные точки на карте протянулась короткая и извилистая красная ветка.

— Тут, ваше благородие, такая дорога, не приведи господи. Горы… Подъёмы… Спуски…

— Взгляните, ничего не передали? — вернул телеграфиста к делу Кольцов.

— Минутку! — Телеграфист шагнул к аппарату и вскоре вернулся с пучком ленты: — Все в порядке, ваше благородие! Проследовали Тоннельную!

После этого, поняв, что ему нечего делать у телеграфистов, что на судьбу поезда отсюда он никак не может повлиять, что в приёмной у него, наверное, скопилось много дел, Кольцов покинул аппаратную. Медленно расхаживая по приёмной, он мысленно представлял, что будет, если произойдёт крушение… Падающие под откос паровозы, вагоны, платформы, танки… Пламя… Зловещий скрежет металла… Дым… Крики… Дорого бы он, ох как дорого бы заплатил, чтобы увидеть все это наяву…

Настенные часы показывали уже без четверти двенадцать. Что давным-давно должно было случиться. Нет, это уже случилось, иной мысли Кольцов не допускал.

— Скоро должно поступить сообщение с Верхне-Баканской, — устало сказал он Микки. — Сходите в аппаратную.

Когда Микки вышел, Кольцов достал из кармана портсигар и нервно закурил. На лбу его блестели студёные бисеринки пота. И опять новое волнение: Микки слишком долго не возвращается из аппаратной, что бы это значило? Наконец Кольцов услышал его шаги.

— Ну что там?

После паузы, которая Кольцову показалась бесконечной, Микки ответил:

— С Верхне-Баканской сообщений ещё не поступало, Павел Андреевич.

В четверть первого Кольцов не выдержал и сам заспешил в аппаратную. Пошёл для того, чтобы самому услышать, что о литерном никаких сообщений не поступало.

В аппаратной все так же бесстрастно стучали буквопечатающие аппараты, ползли ленты с новостями…

Увидев Кольцова, телеграфист привстал из-за стола, обеспокоено пожал плечами.

— Все ещё никаких сообщений, господин капитан!

— Странно!

— Очень странно, ваше благородие! — громко вздохнул телеграфист.

Час дня… два часа… Казалось, время утяжелилось… Несколько раз в аппаратную ходил Кольцов. Ходил Микки. Но все было по-прежнему неопределённо, неясно.

— Не могло что-либо случиться, Павел Андреевич? — с рассеянной и беспомощной тревогой в голосе спросил Микки.

— Ну что вы, Микки! — Во взгляде Кольцова искрой промелькнула ирония и тут же исчезла за маской глубокой обеспокоенности. — Что вы такое говорите?! Там же кругом охрана! Не арбузы ведь везут!..

— Но почему же в таком случае… — заикнулся Микки, обычно ни о чем серьёзно не беспокоившийся.

— Вероятно, где-то на линии повреждена связь, — с серьёзнейшим видом высказал предположение Кольцов.

— Вы так думаете?

— Уверен.

Но и в три часа дня сообщений о литерном все ещё не было. Кольцов, которому полагалось встревожиться, доложил об этом Ковалевскому. Командующий, как всегда, когда нервничал, снял и опять надел пенсне.

— Что же могло случиться? — нервно вслух размышлял он. И, явно расстроенный неизвестностью, горестно взглянул на Кольцова. Кольцов стоял у стола командующего, всем своим видом говоря, что готов выполнить любое его приказание, но ответить на этот вопрос он не в силах. Ковалевский слабо пожевал губами и, уже по-настоящему тревожась, попросил:

— Прикажите начальнику связи немедленно связаться со всеми станциями перегона, по которым должен следовать литерный. Пусть, черт их дери, узнают наконец, в чем там дело?..

Кольцов хотел уйти, но дверь распахнулась и в кабинет вошёл Щукин. Не взглянув на Кольцова, доложил:

— Ваше превосходительство, на перегоне Тоннельная — Верхне-Баканская была произведена попытка взорвать литерный. Один из покушавшихся убит…

Кольцова шатнуло. Если бы Ковалевский или же Щукин в это время посмотрели на него, они бы заметили, какое отчаяние на мгновение овладело им. «Была произведена попытка…» Значит, литерный не взорван… «Один из покушавшихся убит…» Кто? Красильников? Кособродов? Николай?

— Личность убитого пока не установлена, — глухо, как из-за стены, доносились до Кольцова размеренные слова Щукина.

— Что с поездом? — почти выкрикнул Ковалевский.

— Все в порядке, ваше превосходительство. Проследовал Екатеринодар. Движется на Ростов.

Кольцов тихо вышел из кабинета, сел за свой стол.

— Вы слышали, Павел Андреевич? — спросил Микки.

— Да-да… Я очень рад, Микки!

— Я тоже, Павел Андреевич!..

День тянулся бесконечно долго. Все, что делал потом Кольцов, он делал, как во сне. Отвечал на какие-то телефонные звонки. Приносил и уносил какие-то телеграммы. С кем-то разговаривал. Кажется, улыбался. И думал, думал… Ах, почему он кому-то передоверил такое важное дело?! теперь? Теперь — все! Теперь уже никакая сила не остановит этот чёртов эшелон, эшелон смерти…

— Капитан!.. Павел Андреевич! Командующий просит вас, — тихо сказал Микки.

Ковалевский сидел в кресле. Голова его была взъерошена. Перед глазами залегли глубокие синие тени. Был уже вечер, но он, всей видимости, не собирался покидать кабинет. Разложив перед собой бумаги, он быстро и размашисто писал.

— Изволили звать, ваше превосходительство? — спросил Кольцов, устало переступая порог кабинета командующего.

— Павел Андреевич! — сказал Ковалевский бодрым голосом протянул ему несколько срочных бумаг. — Отдайте зашифровать и отправить!.. Вот эту депешу генералу Кутепову, его корпус продвигается на Курск, Орёл…

— Выходит, ещё неделя-другая, и Орёл будет наш, Владимир Юнонович? — начал издали Кольцов.

— Ну, у Орла когти крепкие, так с ходу их не обрубишь!.. — Ковалевский помедлил немного и затем с лёгкой тревогой спросил: — Как с литерным?

— Проследовал Батайск, Владимир Зенонович.

— Отлично, значит, к утру будет у нас, — щёлкнул пальцами Ковалевский.

Кольцов потускнел — нервы! Он устал скрывать свои чувства. Это не ускользнуло от внимания командующего.

— Что, капитан, устали? — сочувственно спросил он и затем ободряюще добавил: — Потерпите немного, скоро отдохнём в первопрестольной…

Так было заведено в штабе: адъютант уходил отдыхать после того, как командующий покидал кабинет и отправлялся в свои покои. Не по возрасту неугомонный Ковалевский в этот вечер, судя по всему, не собирался ложиться спать.