Дэвид Ротенберг - Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона

Конфуцианец шагнул на дорогу в тот самый момент, когда автомобиль вновь скрылся за углом.

— Мадам Сунь, — произнес он.

— Опять вы? — мгновенно насторожилась женщина.

— Я не желаю вам ничего плохого. Я всего лишь конфуцианский ученый и хочу показать вам нечто очень важное.

После недолгих уговоров Конфуцианец уже сидел за инкрустированным лакированным столом, разложив фотографии пред дочерью Суна.

Женщина с ужасом выдохнула и взяла в руки один из снимков. На ее глазах выступили слезы.

— Значит, все это правда?

— Боюсь, что да.

— Зачем вы показываете мне все эти ужасы?

— Вы дочь Суна. Ваши сестры влиятельные женщины. Я хочу, чтобы вы поговорили с ними и образумили их.

Лишь немногие газеты на Западе решились напечатать фотографии из Нанкина, старательно заретушировав все самое страшное, что могло бы оскорбить чувства читателя, и сопроводив их примечанием, в котором говорилось, что подлинность снимков под вопросом, поскольку «эти люди склонны к преувеличениям». Ту же самую формулу западная пресса использует четырьмя годами позже, когда мир содрогнется от страданий другой группы «людей, склонных к преувеличениям».

Наконец-то Максимилиан дождался безлунной ночи. Убийцы заняли отведенные им позиции, Лоа Вэй Фэнь с камнем в руке стоял возле резервуара с маслом.

За несколько дней до этого убийцы, в точном соответствии с инструкциями Максимилиана, продели в железные кольца на трех шестах самые прочные шелковые веревки, которые только сумели раздобыть.

Теперь Максимилиан ждал, когда раздастся смеющийся голос. И как только он зазвучал, юноша пристегнул последний карабин парашютных ремней к шелковой веревке и ухватился рукой за прочный шнур. Второй рукой он прижимал к груди ребенка Цзяо Мин.

Максимилиан подал знак готовности, и убийцы принялись шуметь. Они колотили палками по железным крышкам от мусорных баков, кускам жести и любым другим предметам, способным издавать грохот — достаточно громкий, чтобы сюда сбежались японские патрули со всего города. Максимилиан ходил этим маршрутом в течение нескольких ночей, засекая время и считая шаги. Десяти минут, чтобы добраться сюда, японским солдатам явно не хватит, а вот двадцати будет вполне достаточно. Это как нельзя лучше отвечало его планам.

Максимилиан начал считать.

Досчитав до пятисот, он услышал крики и выстрелы, но счет не прекратил. Ему было нужно, чтобы здесь собралось как можно больше японцев. Если их будет мало, им могут просто не поверить.

Дойдя до шестисот пятидесяти, Максимилиан увидел вспышки, вырывающиеся из дул винтовок, а досчитав до семисот, услышал грохот движущихся танков.

Он продолжал считать. На счет семьсот восемьдесят он увидел, как самый молодой из убийц, получив пулю в лоб, впечатался спиной в каменную стену. На девятьсот он выкрикнул команду Лоа Вэй Фэню, впервые отдав приказ всесильному Убийце.

Сильным ударом камня Лоа Вэй Фэнь выпустил масло из резервуара.

— Давайте! — крикнул Максимилиан на счет в тысячу сто.

И тут оставшиеся в живых члены Гильдии убийц подожгли фосфорные факелы и бросили их в заполнившийся маслом огромный треугольный канал, тянувшийся под поверхностью улиц.

Несколько мгновений ничего не происходило, а затем к небу на тридцать футов в высоту взмыло пламя, превратив ночь в день.

Оторопевшие японцы побросали оружие и в изумлении таращились на огненную стену. Затем они подняли глаза кверху и над языками пламени увидели висящую в воздухе фигуру белого мужчины с рыжими волосами, прижимающего к груди младенца.

— Это территория Бога! — прокричал он на превосходном японском. — Огонь помечает божественное убежище! Отступитесь от того, что принадлежит Богу!

Когда японцы видели проявление божественной воли, они сразу признавали его. И вот теперь, пока они неподвижно, словно статуи, стояли, освещенные языками пламени, их шкуры и морды ящеров Комодо постепенно превратились в кожу и лица обычных людей. Так родилось убежище размером в две с половиной квадратные мили, спасшее жизнь более чем четыремстам тысячам китайцев.

Убежище жило и выполняло свое предназначение, хотя новости из Нанкина были редкими и противоречивыми. Удивляться этому не приходилось, ведь японцы контролировали все железные дороги и передвижение по Янцзы. Один человек вдруг узнавал, что его двоюродный брат все еще жив, другому сообщали о том, что его дедушка нашел спасение в убежище, и все слышали о рыжеволосом фань куэй с младенцем на руках, летавшем в языках пламени.

В Шанхае между японскими оккупантами и Иностранным сеттльментом царил хрупкий мир. Время от времени обе стороны совершали короткие набеги на территорию противника, но в целом границы, разделявшие их, соблюдались.

Сохраняя контроль над Шанхаем, японцы игнорировали концессии, и поэтому в Город-у-Излучины-Реки вернулось некое подобие мирной жизни. Но при этом Иностранный сеттльмент превратился в «одинокий остров».

Хозяева отеля «Палас» заменили выбитые оконные стекла, и там вновь можно было видеть бизнесменов, играющих не только в теннис, но даже в гольф. По иронии судьбы в это непростое время пользовался огромной популярностью фильм по роману Перл Бак «Добрая земля» [22] Бак, Перл (1892–1973) — американская писательница, лауреат Нобелевской премии; дочь миссионера, детство и юность провела в Китае, где разворачивается действие большинства ее романов. (Прим. ред.) . В «Гранд-театр» стекались толпы зрителей, желавших лицезреть восходящую звезду Луизу Райнер [23] Райнер, Луиза (р. 1910) — немецкая киноактриса, награжденная двумя премиями «Оскар», одна из которых за роль в фильме «Добрая земля» (1938). (Прим. ред.) .

Во многом жизнь шанхайцев, конечно же, осложнилась. На нескольких главных перекрестках постоянно дежурили японские солдаты, и каждый китаец, проходивший мимо, был обязан им кланяться. Если японцы находили поклон недостаточно глубоким или почтительным, они немедленно избивали провинившегося, будь то мужчина, женщина или даже ребенок. Они останавливали трамваи и заставляли кланяться всех пассажиров, а если мимо них шел автомобиль какого-нибудь важного фань куэй с шофером-китайцем, последний был обязан остановить машину, выйти и отвесить японцам глубокий поклон.

Как ни странно, в эту пору в Шанхае пышным цветом расцвел бизнес развлечений. Кабаре и бары ломились от посетителей, а заведения вроде ночного клуба «Большой мир» пользовались такой популярностью, что люди часами простаивали в очередях на улице, чтобы попасть внутрь. Казалось, по мере того как накапливались трудности, шанхайцы вовсю старались отвлечься от них.