Александр Тестов - Последняя битва

– И чтоб я тебя больше не видел подле псарни! – кулаком погрозил ему вслед Гостомысл.

– Нет, ну надо же… – воевода, почесывая густую бороду, смотрел на бездыханного Курбата, – и не пожил-то совсем…

«Вон у меня в дружине две коняги захромали – вот это беда, – про себя подумал Явор, – а тут псина, тьфу ты…» Воевода недолюбливал пристрастие князя к охоте с псами, уж больно много тот уделял времени забаве этой. А ему, воеводе, казалось, что дружина требует большего догляда – опять же коняги вон захромали…

– Ох, да…

– Замолчь! – рявкнул князь, – ты еще будешь тут…

Молчание длилось несколько мгновений, а затем Гостомысл кинул прощальный взгляд на любимца и поворотился к выходу.

– Будем хоронить, – отрезал он, проходя мимо воеводы.

Явор громко сглотнул, в предвкушении…

– Бражного не будет! – отрезал князь, мгновенно пресекая мечтания воеводы.

– Понятно, – согласился Явор, – горе-то какое…

Похоронив любимого пса, князь все же нарушил свое слово на предмет бражных излишеств. Под конец он так растрогался, что позволил-таки и себе, ну и воеводе заодно, пару кружечек хмельной медовой браги. Ведь ее еще вдоволь было припасено, несмотря на утреннее разорение погреба тиуном…

Не к добру упомянутый Улеб вызвал на лице князя недобрый оскал.

– Улеб-то, прощелыга, в порубе ли? – отрыгнув, вопросил Гостомысл.

– А то как же, княже… – ответил воевода, допив кружку и со стуком водрузив ее на стол, – где же ему, окаянному, быть-то? В порубе сидит…

– Поутру гоните взашей… – еще раз икнув, продолжил князь. – Поздей!

На зов явился крепкий мужичонка средних лет, с редкой бородкой и ярко выраженной чудинской наружностью – главный тиун всего княжеского хозяйства.

– Я здесь, господине, – отозвался тиун.

– Поздей, назавтра – с брезгом этого… – лицезрев перед своими ясными очами своего хозяйственника, проговорил князь, – этого бражника Улеба, гнать в дальнюю весь…

– Хорошо, господине.

– В какую весь, сам решай, но чтоб я его более в граде своем не видел. Понял ли?!

– Понял, господине, как не понять, – с поклоном ответил Поздей.

– Чтоб никогда не видел…

Исполнительный тиун еще раз поклонился и вышел из трапезной. Князь мог не сомневаться – все будет выполнено как надо.

Еще одна, последняя кружка опустела перед Гостомыслом, и он резко провел рукой над столом, мол, все – хватит. Воевода молча согласился, крякнул от выпитого в кулак и первым поднялся со своего места.

Разошлись, и князь отправился почивать. Служка быстро разоблачил господина, и Гостомысл блаженно растянулся на ложе. Тяжелые веки сомкнулись, дремота взяла вверх, хотя…

Спал князь тревожно. Все время ворочался. Буйный на горе день давил сознание, мешал… Иногда сквозь сон всплывали мысли… или это сон продирался сквозь мысли? И оттого становилось еще тревожнее. В тумане морока князь видел то лик дочери, то щиты варягов, то…

Гонец еще четыре седмицы тому назад прибег от Вадима Белозерского с радостной вестью – руссы возвернули себе град. Крепко, стало быть, встали на берегах Бело-озера. А вслед за гонцом через несколько дней и сваты приехали. Все по укладу, чинно. Подарков навезли, речи хвалебные говорили… Умила от тех речей аж зарделась. М-да, пора девке – пора.

И теперь князь руссов ждет невесту в своих землях. По первости Гостомысл и сам был в растерянности. Дочь-то обещал, а как ее до града руссов доставить, коли варяги Волхов стерегут? Но подсказку сам Вадим прислал через послов. Дескать, пусть невестин поезд [108]на ладьях по Волхову вначале идет. Не доходя до борга вражеского, на сушу встанут, где их проводят верные чудины до реки Сьяси. А там уже на ладьях жениха через Онегу-озеро – и до града княжеского. А ежели боги сповадят, то и сам князь Вадим придет княжну на Волхове встречать. Это ежели успеет дружину собрать да к походу изготовить. На том Гостомысл и порешил – только охрану надо крепкую, и нянек снарядить.

– Надо снарядить… – пробурчал князь и тут же проснулся.

Он сел на ложе, тряхнул головой.

– Сразу и пошлю… как реки лед прогонят… уже скоро. Да… – и тут новгородский господин вспомнил о точных сроках, на которых настаивали послы руссов. Вадим передавал, чтоб, дескать, княжну по началу червеня отправляли. – Да-да… А там уже вкупе с Вадимом вдарим по варягам… – поразмыслив вслух, Гостомысл крикнул служку: – Эй, одеваться!

На первую седмицу червеня три груженые ладьи стояли у пристани Новгорода, на Волхове. День выдался, хвала богам, солнце веселилось само и веселило людей. Множество народу вышло поглазеть на свадебный поезд Умилы да проводить княжну в дальнюю дорогу. Мужики вполголоса деловито обсуждали ладьи, вооружение дружинников и их количество.

– Не мало ли князь воинов дал?

– Да куда там… Три ладьи – ого!

– Чего ого?! Ладьи-то малые, дурья башка. На каждом по дюжине воинов всего.

– Почти четыре десятка.

– Да брось! Их же там еще чудины поджидать будут.

– Маловата сила…

– Ага, была сила, пока мать срать носила!

– Га-га…

– Ой, чует мое сердце…

– Не каркай, Борун! Вечно язык твой, что помело! Метет туда-сюда… тьфу!

– Верно, тебе говорю!

– Да иди ты!

– Чу, князь с дочерью прощается, гляди!

Послышались бабские всхлипывания.

– Ишь, рюмить принялись. Будто своих девок провожают.

Князь крепко обнял дочь. Умила прильнула к груди отца.

– Батюшка…

– Макошь не оставить тебя, доченька. Поезжай смело. Вадим славный воин. Люб он тебе будет.

– Ой, батюшка…

– Поезжай, – Гостомысл поцеловал ее в лоб.

К княжне тут же подошли две няньки и, приговаривая что-то ласковое, повели на ладью.

Дружинники оттолкнули суда от пристани и заняли свои места на румах. Вот весла взлетели вверх, замерли и полетели в воду. Все три ладьи дружно, одна за другой, начали разбег. На передней, зорко оглядывая берега, шел воевода Явор. Ладья невесты находилась в центре поезда.

Миновав град, ладьи поставили паруса и, поймав ветер, споро побежали по реке…

Весь день они продвигались по Волхову, а с приближением сумерек Явор дал команду пристать к берегу. Воевода разрешил разводить костры и готовить пищу. Крепкие дозоры разошлись по берегу, стеречь покой лагеря.

Княжне сходить берег без нужды Явор запретил, и она вместе с двумя няньками оставалась в палатке на ладье.

аНебо быстро опустело и сделалось мрачным. Умила долго лежали, заботливо укутанная в теплые плащи и мечтала… вернее, силилась представить себе нареченного жениха. Она не заметила, как уснула, и сон не принес ей разгадки.

Утром ладьи так тихо отчалили, что княжна и не проснулась. Солнце ласково грело, а попутный ветер облегчал задачу гребцам.