Эдуард Кондратов - По багровой тропе в Эльдорадо

Чванливое превосходство, с каким испанцы взирали на гостеприимных дикарей, бесило меня. Наблюдая за «большеухими», я не мог не видеть, что они живут разумней и честнее нас. Им незнакомы были зависть и властолюбие, скупость и жадность, они не знали, что такое обман, предательство, ложь. Пороки, неминуемо рождаемые стремлением к наживе, не затронули их сердец: равнодушные к имуществу, «дети ягуара» были в большем праве, называться людьми, чем те, кто считал их низшими существами.

Поскольку нашим индейцам капитан время от времени разрешал ненадолго покидать бригантину, с помощью Апуати я мог изредка беседовать с «большеухими». За время плавания девушка значительно окрепла в испанском, а так как язык омагуа во многом схож с наречием «детей ягуара», она была неплохой переводчицей. Благодаря Апуати я познакомился с легендами индейцев и узнал много любопытного об их жизни. Далекие от цивилизации, дикари, тем не менее, во многом могли быть для нас образцом, достойным подражания. Например, в отношении к женщинам. Жена для «большеухого» является лучшим и уважаемым другом, с нею он постоянно советуется, без нее не принимает ни одного важного решения. Особенно видную роль в семье она начинает играть после рождения детей, воспитание которых целиком ложится на ее плечи. А детьми «большеухие» очень дорожат. Однажды мне пришлось присутствовать при обряде наречения ребенка, и я понял, как серьезно относятся местные индейцы ко всему, что касается их маленьких соплеменников. Это была длинная и торжественная церемония, описывать ее я не стану, приведу лишь слова, какими она заканчивалась. Помазав шестимесячного младенца молоком, дед малыша произнес примерно такое:

Молоко нашей земли,

Чтоб малыш мог расти,

Чтобы мы могли видеть его растущим;

Ребенок был рожден

В род «детей ягуара».

«Детей ягуара»

Маленький ребенок.

Так происходит торжественное «усыновление» ребенка, которого к шести месяцам считают здесь «достаточно взрослым», чтобы понимать, что происходит. Малыш становится членом дружной семьи и, надо сказать, остается безгранично предан своему роду до глубокой старости.

С каждым днем нашего пребывания в селении Гвоздей отношения с индейцами становились все более натянутыми. Мы заставляли их работать до седьмого пота, мы заняли их жилища, мы были прожорливыми нахлебниками… Разве могло такое кому-либо прийтись по вкусу? Все меньше дичи и рыбы приносили теперь «большеухие», все угрюмее становились их взгляды. Пора было отправляться в путь — гвоздей мы наготовили изрядно, а наши припасы — те, что мы захватили в хижинах в первый день, — таяли на глазах. Терять время в селении Гвоздей было бессмысленно — того и гляди, мог начаться голод. К тому же среди нас опять вспыхнули болезни: за несколько дней лихорадка унесла в могилу семерых солдат. Одним из них был мой славный товарищ — молодой бискаец Хоанес.

2 февраля, в день Канделярии [23] День Канделярии — 2 февраля, католический праздник. , отряд погрузился на бригантину и каноэ. С собой мы захватили всю пищу, которую можно было найти в селении, и кое-что из домашней утвари индейцев. Они уступили нам свое имущество без звука: настолько были рады нашему отплытию. Да и солдаты не сожалели, покидая селение: месячный отдых на суше сгладил воспоминания о тяготах пути. К тому же за день до отплытия бискаец Перучо увидел вещий сон: ему приснилось огромное озеро, в водах которого отражались золоченые крыши дворцов. Перучо рассказал нам, что явственно слышал женский голос, говоривший ему о близости Эльдорадо. Голос посоветовал скорее отправляться в путь, ибо до страны Эльдорадо осталось всего лишь десять дней пути. Солдаты рассказывали друг другу сон бискайца, добавляли новые подробности и буквально рвались в дорогу. Я не слишком полагался на слова болтливого Перучо, и все же мне очень хотелось верить ему.

Снова ударили весла по желтым водам реки, снова потянулся мимо запутавшийся в зеленой пряже размытый берег. На десятый день пути мы увидели, что Напо сливается с могучей бурной рекой. Она стремительно несла десятки огромных стволов, бурные водовороты играли ими, как соломинками. Беспощадное течение подхватило бригантину, закружило ее и понесло на восток…

Это случилось 12 февраля 1542 года. Никто из нас не подозревал тогда, что в этот день мы открыли Великую реку Амазонок.

О том, что патер [24] Патер — католический священник. Гаспар де Карвахаль ведет подробный дневник нашего похода, я узнал лишь в последний день пребывания отряда в селении Гвоздей. До сих пор я старался по мере сил беспристрастно и точно излагать ход событий, ибо я не вполне убежден, вел ли преподобный отец свои записи раньше, до того, как мы покинули жилища «большеухих». Но я суверенностью могу утверждать, что все, происшедшее с нами позднее 2 февраля, патер Карвахаль запечатлел в своем дневнике. Так что теперь я с облегчением могу снять с себя бремя хронологически точного летописца и буду излагать лишь то, что касалось непосредственно меня и моих товарищей по оружию. Если мне удастся сделать это, я буду вполне удовлетворен.

Итак, водовороты неведомой реки закружили нашу хрупкую бригантину, бросив нас навстречу смертельной опасности, но счастье и здесь улыбнулось нам: мощное течение выхватило «Сан-Педро» из скопища омутов и понесло судно на восток, вдоль необитаемых берегов, мимо погруженных в воду лесов — туда, где лежала земля наших грез, — Эльдорадо.

Эльдорадо, где ты, Эльдорадо?.. Дни сменялись днями, дождливыми и знойными, пасмурными и безоблачными, но не было конца нашему плаванию по Великой реке. Вот уже миновало три месяца с тех пор, как мы вошли в ее полноводное русло, а заветные берега Золотой страны оставались для нас все такой же зыбкой мечтой, туманной легендой, как и раньше. За это время мы чуть было не потеряли свои каноэ, двое суток плутавшие среди островов, много раз встречали индейцев, с которыми капитану удавалось завязать дружественные отношения и, наконец, несколько недель прожили в селении Апариана, где построили большую и достаточно крепкую для продолжения плавания бригантину, названную «Викторией». Там же мы привели в порядок и меньшее судно — проконопатили и заново прошпаклевали его днище и борта удивительной смолой, что приносили нам из лесу индейцы. Смолу они добывали, делая надрезы на некоторых породах деревьев и собирая стекающий сок, который на воздухе постепенно темнеет и затвердевает. У жителей Апарианы я видел замечательные факелы, могущие гореть целые сутки благодаря этой смоле [25] Чудесная смола — это был сок гевеи, натуральный каучук. . Но больше всего меня поразили легкие неразбивающиеся сосуды из индейской смолы. Чтобы сделать такой сосуд — бутылку или кувшин, достаточно обмазать глиняную форму смолой, а затем, когда последняя затвердеет, разбить форму и выбросить осколки глины. Удобней бутылок я не знаю.