Александр Дюма - Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2

Здесь хорошая дорога прерывалась, двигаться дальше для артиллерии не представлялось возможным из-за множества ручейков, спускавшихся с вершины Аспромонте и то там, то тут преграждавших дорогу.

Генерал Ренье созвал совет, чтобы придумать, как преодолеть это препятствие. Все высказались, но ни одно предложение нельзя было принять. Решение требовалось быстрое еще и потому, что место стоянки оказалось под огнем множества сицилийских канонерских лодок, часть из которых плавала вдоль побережья, а часть бросила свои двойные якоря почти у самой кромки берега напротив Пампинелло.

Они палили так оживленно и так метко, что генералу пришлось выдвинуть на огневую позицию свои 12-фунтовые пушки.

Примерно через полчаса огонь французских орудий заставил замолчать пушки на вражеских лодках, повредив их мостки. Но поскольку противник не предпринял никаких действий, чтобы удалиться, с берега им прокричали, чтобы убирались. Ко всеобщему удивлению и на трехкратное предупреждение не последовало никакой реакции.

Генерал уже отдал приказ потопить лодки, когда Рене приблизился к генералу и что-то сказал ему на ухо.

— Да, — ответил генерал, — возможно. Посмотрим.

В то же мгновение Рене, прервавший беседу со своим разбойником, бросил на берег свой мундир и рубашку и прыгнул в воду, намереваясь предупредить командира шлюпок о необходимости развернуть шлюпки и уходить.

Командующий шлюпками ничего не ответил на предупреждение генерала Ренье, потому что оно звучало по-французски, а командующий был англичанином и попросту ничего не понял.

Рене, догадавшийся о причине непонимания, приблизившись к шлюпкам на половину ружейного выстрела, прокричал им по-английски, чтобы разворачивались и уходили назад, — англичане тут же спустили флаг. На борту каждой шлюпки было по двадцать человек и и 24-фунтовая пушка.

Генерал Ренье направился к вышедшему из воды молодому человеку, промокшему до нитки, и сказал:

— Вы хороший советчик, Рене. Ступайте переоденьтесь и приходите к нам — будем вместе искать способ, как переправить нашу артиллерию в Реджо.

— Генерал, — ответил Рене, — я только что, кажется, нашел этот способ, и если вы разрешите мне отлучиться часов на двенадцать-пятнадцать, я надеюсь вернуться с хорошими новостями.

— Решено, — согласился генерал. — Опыт подсказывает мне, что вам лучше всего позволить действовать самому.

Через десять минут два крестьянина, по виду — жители Пиццо, пройдя мимо генерала шагах в пятидесяти, углубились в горы. Генерал, приняв их за шпионов, приказал догнать, но когда один из крестьян приподнял шляпу, генерал узнал в нем Рене.

Это действительно был Рене. В сопровождении своего нового слуги он добрался до вершины горы, чтобы посмотреть, не проще ли будет засыпать расщелины, образованные ручейками, там, где эти ручейки берут свое начало, а не в середине горы или у ее подножия.

Так оно и оказалось: пройдя весь путь к подножию Аспромонте, Рене убедился, что нет ничего проще, чем спуститься к Реджо, — через восемь дней работы батарея может уже быть на расстоянии четверти пушечного выстрела от города. Шаг за шагом приближаясь к Реджо, Рене и его проводник убеждались в том, что чем ближе к городу, тем дорога становилась лучше. Надо немедленно донести эту хорошую новость генералу!

Тем временем, однако, подступила ночь; будь Рене один, он обязательно бы заблудился, но с таким опытным проводником, какой теперь у него, подобных неприятностей можно не бояться. И не беспокоясь ни о быстром наступлении ночи, ни о каких-либо предосторожностях, кроме естественного зеленого укрытия, которое давал им лес, они вдвоем устроились у подножия дерева и спокойно принялись за ужин.

Вдруг посреди ужина Рене почувствовал руку своего спутника на плече, а его палец на своих губах. Рене насторожился и прислушался.

Раздался приглушенный шум, какой бывает, когда кого-то волокут по земле, затем — другие звуки, глухие и неразборчивые: как будто кто-то протестовал против такого насилия.

И вот они увидели двух связанных мужчин с кляпами во рту, обоих подтащили к дереву, достаточно крепкому, чтобы послужить виселицей. Эти двое продолжали сопротивляться своим убийцам, а в том, что окружившие их люди намеревались их повесить, не оставалось сомнений.

Рене сжал руку своего компаньона.

— Не беспокойтесь, — прошептал тот, — я знаю этих людей.

Как мы вам уже говорили, там было двое связанных по рукам и ногам, которых тащили за собой пятеро; сопротивление не было слишком долгим: несчастные не могли защищаться. Им накинули на шею веревки со скользящей петлей. Один человек, по виду погонщик мулов, забрался на дерево и закрепил веревки на двух разных ветках. При помощи своих компаньонов, которые держали жертв за ноги, он поднял их наверх, — и менее чем за десять минут оба страдальца уже были повешены.

Рене, чувствовавший сильнейшее отвращение при виде такой гнусной смерти, за все это время не выдохнул ни разу.

Зрители и участники казни, убедившись, что жизнь больше не теплится в телах повешенных, разошлись в разные стороны: четверо продолжили свой путь в Реджо, а пятый в одиночестве отправился обратной дорогой туда, откуда они пришли, когда вдруг новый слуга Рене вышел из лесных зарослей и позвал:

— Орландо!

Человек, которого окликнули, сам не принимал участия в казни, хотя проявлял к ней живейший интерес и не ушел раньше, чем убедился, что враги мертвы. Он потянулся за кинжалом, поворачиваясь на голос:

— А, это ты, Томео? Какого черта ты здесь делаешь?

— Сам я ничего не делаю, я только наблюдаю за тем, что делаешь ты.

— Ты ведь не стал снова добропорядочным человеком, я надеюсь?.. — спросил Орландо насмешливо.

— Вот тут ты ошибаешься. Точнее, я делаю все, чтобы снова им стать. Но кто эти бедняги, которых! вы так безжалостно перетянули глотки?

— Эти презренные не признали моей подписи: я выдал разрешение на свободный проезд тем достойнейшим погонщикам мулов, которых ты видел. Сейчас они продолжили свой путь в Реджо. Ведь был и есть уговор между мной и Бизарро, чтоб признавать подписи друг друга, а его люди остановили моих погонщиков и обчистили до нитки. А те вернулись ко мне за справедливостью. «Отведите меня к Бизарро», — сказал я им. Они привели меня. «Послушай, кум, — сказал я ему, — твои люди неуважительно отнеслись к моей подписи, я должен наказать их, чтобы другим неповадно было». Бизарро велел мне рассказать всю историю, и по мере того как я рассказывал, мрачнел. Наконец он сказал: «Воздай виновным по заслугам, приятель, воздай им; только делай это быстро, ты знаешь: я не люблю, когда меня беспокоят во время ужина». Я позвал моих погонщиков, которые ждали у дверей, они опознали своих грабителей, и Бизарро отдал их мне. Ну а что я с ними сделал, ты видел.