Джин Ауэл - Охотники на мамонтов

Подойдя к этой илистой косе, Эйла шагнула в воду, разбив вдребезги тончайший прозрачный слой льда. Вода была обжигающе холодной, и Эйла, задрожав всем телом, судорожно вздохнула и схватилась за скелетоподобную ветку чахлой березки, чтобы чувствовать себя более уверенно на этом скользком дне. От резкого порыва морозного ветра ее голое тело покрылось гусиной кожей, длинные пряди волос с силой хлестнули по лицу. Сжав стучавшие от холода зубы, она пошла на глубину. Войдя в реку по пояс, Эйла плеснула себе в лицо ледяной водой, затем, с очередным судорожным вздохом, она быстро шагнула вперед и погрузилась в воду по шею.

Несмотря на все эти невольные вздохи и содрогания, Эйла привыкла к холодной воде и сейчас с грустью думала о том, что довольно скоро придется распрощаться с речными купаниями до следующего лета. Выйдя на берег, она смахнула с себя остатки влаги и быстро оделась. Когда она поднималась по речному склону, холодное оцепенение уже сменилось приятным теплом, давая удивительное ощущение бодрости и новизны жизни, и молодая женщина радостно улыбнулась тусклому солнышку, выглянувшему на мгновение из-за плотного слоя облаков.

Эйла подошла к стоянке и остановилась на краю утоптанной жилой площадки, примыкавшей к длинному холмообразному жилищу, и с интересом наблюдала за несколькими группами людей, которые занимались своими повседневными делами.

Джондалар разговаривал с Уимезом и Данугом, и можно было не сомневаться, что предметом разговора этой троицы является обработка кремня. Неподалеку от них четыре человека отвязывали веревки от выдубленной оленьей шкуры — сейчас уже мягкой, эластичной и почти белой кожи, — растянутой на прямоугольной раме из мамонтовых ребер, скрепленных ремнями. Рядом с ними стояла Диги, которая изо всех сил колошматила гладкой затупленной реберной костью по другой шкуре, закрепленной на подобной раме. Эйла умела выделывать из высушенных жестких шкур мягкую кожу, но впервые видела, как кожу растягивают на рамах из костей мамонта. Поэтому она с интересом присматривалась, стараясь понять все тонкости этого метода.

По всему контуру кожи животного был нанесен ряд маленьких дырочек, затем через эти отверстия пропускались веревки, которые крепко привязывались к раме так, чтобы кожа была туго натянута. Такую раму приставляли к стене земляного дома, чтобы кожаное полотнище можно было обработать с двух сторон. Направив затупленную кость прямо на натянутую шкуру, Диги наваливалась на нее всем своим весом, точно хотела проткнуть ее насквозь, однако эластичный материал не рвался, а послушно растягивался.

Еще несколько человек занимались чем-то совсем непонятным для Эйлы, а остальные Мамутои укладывали остатки мамонтового скелета в выкопанные ими ямы. Повсюду были разбросаны кости и бивни. Услышав чей-то призывный голос, она подняла голову и увидела Талута и Тули, которые подходили к стоянке, неся на плечах огромный изогнутый бивень мамонта вместе с черепом. Великое множество костей на этой жилой площадке вовсе не означало, что Мамутои убили и съели такое же множество дичи. Здесь были кости, случайно найденные в степи, но основная масса костей скапливалась на крутых излучинах реки, куда стремительно несущийся водяной поток доставлял останки животных.

Оглянувшись вокруг, Эйла заметила еще одного маленького наблюдателя, следившего за жизнью стоянки. Улыбаясь Ридагу, она направилась было к нему, но тут же застыла на месте, заметив, что он тоже улыбается ей. Люди Клана никогда не улыбались. Если они и скалили зубы, то их лица при этом становились злыми и враждебными, кроме того, подобным образом они обычно выражали большую тревогу или страх. На первый взгляд эта полуулыбка-полуоскал мальчика показалась Эйле неуместной. Однако она тут же поняла, что ему известно лишь дружелюбное значение такого выражения лица, поскольку этот ребенок воспитывался не в Клане.

— Доброе утро, Ридаг, — сказала она, одновременно делая один из приветственных жестов, который члены Клана использовали в тех случаях, когда обращались к ребенку. И вновь Эйла заметила проблеск понимания в его глазах. «Он все вспомнит! — подумала она. — Он обладает наследственной памятью, я уверена в этом. Он сразу узнает все эти знаки, надо только напомнить ему их. А я ничего не знала. Мне пришлось просто выучить этот язык».

Она вспомнила, как испугались Креб и Иза, обнаружив, что ей очень трудно дается язык, который с легкостью воспринимали все дети Клана. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы выучить и запомнить все жесты, в то время как любой ребенок Клана запоминал их с первого раза. Многие уже начали терять терпение, сочтя ее на редкость глупой, но постепенно она стала запоминать все гораздо быстрее и в итоге отлично освоила знаковый язык.

А Джондалар был поражен ее даром. Для обычных людей такая натренированная память была чудом и значительно убыстряла процесс обучения. Он изумлялся тому, с какой легкостью Эйла запоминает новые слова, — казалось, это не составляет для нее никакого труда. Конечно, развить такую способность было нелегко, и хотя она действительно научилась схватывать все на лету, однако так и не поняла, какой памятью обладают члены Клана. Никому из Других это не было присуще; именно такая особая память является главным отличием между этими двумя ветвями человеческого рода.

Люди Клана представляли более древнюю ветвь, но их головной мозг был даже больше, чем у их потомков, и, в сущности, мыслительные способности Клана были ненамного меньше, скорее это было мышление другого вида. Клан черпал свои знания из памяти, которую отчасти можно было назвать инстинктом, но только более осознанным инстинктом; эти люди с рождения копили в своей мозговой копилке все, что знали их предки. Им не надо было вновь познавать этот мир и учиться навыкам, потребным для жизни, — они все понимали. Дети нуждались только в том, чтобы им напомнили то, что они уже знали, и они с ходу привыкали к такому процессу. А взрослые знали, как следует открывать эту копилку наследственных знаний.

Они легко вспоминали, однако новые знания усваивали с огромным трудом. И если уж они выучили нечто новое — поняли новую идею или приняли новый обычай, — то уже никогда не забывали этого знания, передавая его из поколения в поколение. Правда, копилка их памяти наполнялась крайне медленно. Иза уловила отличие памяти Эйлы и, возможно, даже догадалась, в чем оно заключается, когда учила девочку лекарственному искусству. Этот странный ребенок вспоминал не так быстро, как дети Клана, но зато гораздо быстрее воспринимал все новое.

Ридаг сказал слово. В первый момент Эйла не поняла его, но затем узнала — это было ее имя! Он произнес ее имя на том молчаливом языке, который стал ей почти родным, на языке людей Клана.