Иван Алексеев - Завтрашний взрыв

Людские потоки, стремящиеся уйти от пожара, вначале текли по нескольким направлениям, в основном к Москве-реке, Неглинке и Яузе. Однако вскоре многие слободы оказались отрезанными от рек стеной огня, в которой оставались лишь два свободных от пламени прохода, с западной и восточной стороны, ведущие от окраин к Кремлю. По западному проходу уже скакала ордынская конница, которой даже не понадобилось вступать в бой с полком правой руки, погибшем в пылающих посадах. А восточный проход, начинавшийся от Таганского луга, был пока свободен. Войска князя Воротынского, к которым присоединились остатки спасенного ими ополчения, отбивали уже пятую атаку противника. Волна за волной накатывались на полк левой руки ордынские тумены и отступали, отбитые меткими дружными залпами русских ручниц, и сокрушительными сабельными ударами конных отрядов, вновь и вновь бесстрашно бросавшихся в контратаки на превосходящие силы противника. А на флангах оборонительных порядков полка насмерть стояли пешие ратники.

Стотысячные толпы московских жителей и беженцев, устремившиеся к Кремлю, вскоре до отказа заполнили улицы, ведущие к единственным открытым Большим воротам. Тех, кто оступался и падал, тут же затаптывали идущие сзади. Люди гибли и стоя, в кошмарной давке, прижатые к домам и заборам. Тем немногим, кто ехал верхом или в каретах, было чуть легче, поскольку их лошади более успешно могли прокладывать себе дорогу в толпе, раздвигая людей мощной грудью, топча их копытами. Но и всадникам приходилось непрерывно отбиваться нагайками и саблями от тех, кто стремился стащить их с седел. Многие гибли в этой дикой борьбе. Князь Шуйский был убит ударом ножа, его сброшенное с седла тело тут же растоптали. Стоны погибающих в давке, звериные крики заживо сгорающих в огне, повисшие над московскими улицами, заглушали даже гудение гигантского пламени и треск невиданного пожара, охватившего без малого весь город.

Анюту несло в толпе, как щепку. Она, как и многие беженцы, впервые в жизни оказавшиеся в столице, не понимала, куда все бегут, и даже не думала об этом, стараясь лишь не упасть, не оказаться с краю, где людей просто размазывали по бревнам стен и доскам заборов. Те, кто находился в задних рядах, даже не видели, что за их плечами неспешной рысью продвигаются к Кремлю ордынские всадники, весело усмехающиеся при виде людских страданий. Луки ордынцев лежали в колчанах, сабли покоились в ножнах. Им не было необходимости отбиваться от объятых ужасом русичей, спасающихся от огня. Ни те, кто бежал впереди прорвавшейся в столицу вражеской конницы, ни даже те, кто бежал сзади, за хвостами ордынских коней, и не думали о каком-либо сопротивлении. Анюта, случайно обернувшись через плечо, увидела врагов, хотела было крикнуть, привлечь к ним внимание сограждан, но тут же вынуждена была сосредоточиться на непосредственно угрожавшей ей опасности, исходящей от обезумевших сограждан, давивших ее со всех сторон. Да и все равно ее крика никто бы не услышал в диком шуме, царящем над толпой. И вот впереди показались стены Кремля и распахнутые настежь ворота.

Десяток леших и стражник Степан вместе с караулом московских стрельцов стояли шеренгой на высоком цоколе, тянувшемся вдоль стен воротной арки. Часть этого цоколя находилась за тяжелыми створками открытых внутрь арки ворот. Прямо под их ногами тек непрерывный людской поток. В этом потоке не было ни единого просвета, тела были прижаты одно к другому, спрессованы в плотную массу. От непрерывных стенаний и криков у всех были заложены уши, как будто они находились вблизи тяжелых пушек во время стрельбы. Эти жуткие звуки, доносившиеся из толпы, время от времени заглушал лишь короткий погребальный звон колоколов, обрушивающихся с горящих колоколен многочисленных московских церквей.

Караульные стояли неподвижно, словно застыв на месте при виде ужасной картины, потрясенные гибелью на их глазах десятков, если не сотен пытающихся спастись людей. Но лешие и стрельцы выстроились на узком парапете арки, конечно же, не из праздного любопытства. Они находились на боевом посту. Им был отдан приказ закрыть ворота в случае опасности. Понятно, что вначале следовало опустить нависшую над входом в арку тяжелую чугунную решетку с заостренными, как пики, вернее, как секиры, нижними концами продольных перекладин. Упав с высоты, решетка разом отсекла бы всех, кто еще находился снаружи. Затем нужно было освободить пространство арки от людей и лишь затем затворить створки. Стопор решетки находился в башне, в особом помещении, расположенном прямо над аркой. В этой крошечной комнатке была проделана бойница, через которую можно было наблюдать за всем происходящим перед воротами. Сейчас возле бойницы застыл Разик и остановившимся взором смотрел на развернувшуюся перед ним панораму кошмарной катастрофы. Сзади за его плечом находился Желток. Рука десятника лежала на рычаге, отпускающем стопор решетки. Желток не видел происходящего за стенами башни, но и того, что он слышал, было вполне достаточно, чтобы лихой десятник Лесного Стана был так же напряжен и суров, как и его друг и командир.

«Мы не должны допустить прорыва противника в Кремль на плечах беженцев… Мы не должны допустить взятия Кремля» — эти слова, как молитву, непрерывно повторял про себя побледневший и осунувшийся Разик. Он понимал, что вот-вот ему придется отдать страшный приказ, Желток нажмет на рычаг, и решетка беспощадно обрушится вниз, прямо на головы людей, стремящихся в Кремль под его, Разика, защиту. И кроме тех, кто будет разрублен пополам острыми концами чугунных прутьев, на верную гибель будут обречены еще тысячи беженцев, оставшихся снаружи, отрезанных от единственной возможности спасения.

Вот они! Прикрываются беженцами, как это испокон веков делали при штурме крепостей их предки. Видна пока лишь голова вражеской колонны, но наверняка в ней не меньше трех туменов, а то и все пять. Надо давать команду, а то кто ее знает, эту решетку. Заест что-нибудь в механизме, и — все! В первых рядах колонны наверняка идут опытные матерые вояки, взявшие не один город, и у них при себе обязательно имеются брусья, которыми можно подпереть решетку и заклинить створки ворот.

— Десятник! Опустить рычаг! — чужим бесцветным голосом скомандовал Разик.

Под каменным полом комнатки что-то клацнуло, заскрипело, загрохотало.

— Все, пойдем к нашему караулу. — Разик отошел от бойницы, повернулся к Желтку. — Посмотрим, найдутся ли желающие открыть ворота изнутри.

Разик был бледен, словно от потери крови, черты его лица заострились, он произносил слова будто бы нехотя, с трудом разжимая губы. Желток молча поднес руку к берету и первым принялся спускаться по высоким крутым ступеням винтовой лестницы к выходу в арку, из которой бойцы их десятка должны были вытеснить толпу, чтобы закрыть затем створки крепостных ворот, подпереть ими изнутри уже опущенную решетку.