Патрик О'Брайан - Миссия на Маврикий

— Так вы сказали, сэр, они все еще без зубов?

— Ни следа не было, Киллик. До самого отплытия — никаких признаков.

— Ну, я даже рад, — заметил тот, разворачивая носовой платок с двумя масивными кусками коралла. — Говорят, это помогает им прорезаться.

— Спасибо, Киллик, огромное спасибо! Чесслово, отличные кораллы. Отправлю их домой с первым же судном.

— Ах, сэр, — вздохнул Киллик, глядя в кормовое окно, — вы помните тот грязный старый маленький медный котел на кухне, как мы поднимали его дымоход? Мы тогда стали черными, как два трубочиста!

— Этот старый котел будет уже прошлым, когда мы снова увидим коттедж. «Хиби» заплатит за это. И сквозняк в коридоре — тоже, если Годби знает свое дело.

— А капуста, сэр! — воскликнул Киллик в ностальгическом экстазе. — Когда я видел ее последний раз, на ней было всего-то по четыре листика!

— Джек, Джек! — Стивен с криком ворвался в каюту. — Я был жутким болваном! Я узнал, что тебя повысили. Ты теперь большой человек, практически адмирал! Сердечно желаю тебе всех благ на новой должности! Молодой человек в черном сказал мне, что ты теперь самый главный на станции после командующего.

— Ну да, люди поговаривают, что я — коммодор. Но я ведь упоминал уже это раньше, если помнишь. Мы тогда говорили о вымпеле.

— Да-да, старина. Я просто не ухватил тогда, что это означает. До меня не дошло, что этот странный маленький флажок означает коммодора, мне как-то казалось, что флаг скорее относится к кораблю… Мы ведь, вроде, называли самый главный корабль Ост-Индского конвоя, тот, которым командовал мистер Маффит, «коммодор»? Ты не мог бы мне помочь в этом разобраться?

— А ты будешь внимательно слушать?

— Да, сэр!

— Я тебе уже столько рассказывал о Ройял Нэви, а много ли ты запомнил? Только вчера я слышал, как ты давал Фаркъюхару ну очень странную трактовку разницы между халфдеком и квартердеком, да и сегодня я не уверен, что ты знаешь разницу между… Тут Джека прервали: сначала мистер Петер, тот самый молодой человек в черном, со связкой бумаг, затем посыльный от генерала из Кейптауна, затем Сеймур, с которым надо было тщательно обсудить список переводимых на «Нереиду» — проштрафившихся, а также тех, в ком на фрегате была срочная нужда. И, наконец, последним зашел секретарь командующего базой, узнать как дела у его кузена Петера, и передать, что адмирал Берти поправляется и шлет свои наилучшие пожелания и, хотя он совершенно не намерен торопить коммодора, он будет счастлив услышать о выходе эскадры в море.

— Ну вот, Стивен, вот они, забавы коммодора, — хмыкнул Джек, выпроводив последнего посетителя. — Во-первых, это не звание, а должность — и мистер Дж. Обри ни на сотую дюйма не продвинулся в списках капитанов Королевского Флота. Должность эта временная, и, когда время закончится, я останусь тем же, кем был. Но пока оно продолжается — меня можно назвать исполняющим обязанности контр-адмирала (но без контр-адмиральского жалованья), я командую эскадрой.

— Ну что ж, это должно греть тебе душу. Ты ведь часто сетовал на свое подчиненное положение.

— Так и есть, для меня это слово звучит зовом боевой трубы. Но в то же время, признаюсь в этом только тебе, Стивен, имея в руках такое предприятие, предприятие, в котором ты всецело зависишь от других, понимаешь, сколь тяжел адмиральский хлеб.

— Под «другими» ты имеешь в виду других командиров? Да, они — существенный фактор, это совершенно ясно. Прошу тебя, будь со мной абсолютно откровенен в этом вопросе, здесь не должно быть умолчаний.

Джек и Стивен ходили вместе на многих судах, но они никогда не обсуждали офицеров: Стивен Мэтьюрин, будучи корабельным хирургом, принадлежал кают-компании, хотя и был другом капитана, и тема эта никогда не поднималась ими. Сейчас ситуация изменилась: Стивен теперь являлся коллегой Джека и его политическим советником, с другими же командирами эскадры он никаких отношений не имел.

— Давай начнем с адмирала. И, Джек, пока мы работаем друг с другом открыто, мы должны и говорить все в открытую. Я знаю твои предубеждения к некоторым вещам, и я их уважаю, но, поверь мне, братец, сейчас для них не время. Итак, ожидаешь ли ты полной поддержки от мистера Берти?

— Он веселый малый, — заметил Джек, — и он настолько любезен и предупредителен со мной, насколько я только мог бы желать, он сразу утвердил мое назначение Джонсона, самое приятное, что он мог для меня сделать. До тех пор, пока все будет в порядке, я не сомневаюсь, он будет поддерживать нас во всем. Кроме всего прочего, это и в его интересах. Но его репутация по службе… На Ямайке его прозвали «сэр Джайлс Оверрич», как того парня в пьесе, ты знаешь. И он таки переиграл бедного Джеймса. Хороший офицер, заметь, хоть и не видит сквозь кирпичную стену лучше других.

Джек немного поколебался и закончил:

— Но если я ошибусь, я не удивлюсь своему смещению. Равно если я стану между ним и лакомым куском. Впрочем, при нынешнем положении дел последнее вряд ли возможно.

— Однако, ты невысокого мнения и о его голове и о его сердце.

— Ну нет, так далеко я не захожу. У нас разные мнения о том, что есть порядок на корабле, конечно… Нет, я скажу тебе одну вещь, из-за которой я не могу на него полагаться. Этот русский шлюп. Он, конечно, был бы тем еще подарочком для любого. Адмирал очень хочет избавиться от него, но отпустить русских — нет, такую ответственность он на себя брать не хочет! Но и объявлять русских пленниками он тоже не торопится — ведь среди прочего их придется кормить — за его счет, если правительство не утвердит его решение. И вот он заставляет русского командира дать слово не бежать, а с другой стороны — просто выживает Головнина в море, отказывая ему в провианте. Денег у Головнина нет, и местные купцы отказываются принимать чеки, подписанные в Петербурге. Идея в том, что, в конце концов, Головнин нарушит слово и исчезнет ненастной ночью, когда задует норд-вест. Для иностранца его слово ничего не значит, говорит адмирал со смехом и интересуется, почему тот не сбежал еще полгода назад — он, де, ждет — не дождется, когда русских снимут с его шеи. Он говорит об этом, как о само собой разумеющемся, без всяких колебаний — такой умный способ прикрыть себя. У меня душа в пятки уходит при мысли о таком начальнике.

— Да, я замечал, что некоторые в преклонном возрасте совершенно теряют чувство чести, — задумчиво проговорил Стивен, — и позволяют себе куда как странные действия. Что еще гнетет тебя? Корбетт, полагаю? Это тот случай, когда цербер сгрыз изнутри человека.

— Так и есть, он просто работорговец. Обращаю твое внимание, мне нечего сказать против его отваги, он доказывал ее много раз. Но по моим заметкам его судно на самом деле в отвратительном состоянии. Изрядное старье, к тому же всего лишь двенадцатифунтовки. И при всем этом нам без него не обойтись.