Патрик О'Брайан - Миссия на Маврикий

Хотя Пим любезно принял его на борту застрявшего «Сириуса», его поведение не подняло его в глазах Стивена, ни как командира, ни как просто здравомыслящего человека. «Ифигения», которой удалось таки верпом стянуть себя с длинной мели, лежащей между ней и «Минервой», запросила разрешение подойти и атаковать обездвиженные французские суда, взять их на абордаж с помощью подкреплений с «Сириуса» и «Мэджисьен», и не только захватить их, но и спасти «Нереиду». Ответ Пима был «нет» — ему нужна помощь «Ифигении», чтобы стащить с мели свой корабль, пусть на верпах подтягиваются к «Сириусу». Дважды он посылал в ответ на запросы этот категорический приказ. По мере того, как «Ифигению» оттягивали дальше от берега, огонь французов сконцентрировался на «Мэджисьен», плотно застрявшей на рифе, пробившем ее корпус, так что в трюме ее было уже на девять футов воды. Лишь несколько ее орудий были в состоянии отвечать противнику, который избивал ее нещадно весь этот длинный, кровавый день, иногда переключаясь на другие корабли, и на измученных тяжкими усилиями людей в оставшихся шлюпках, все еще пытающихся стащить ее на воду. Сделать это оказалось невозможно, невозможным оказалось для нее и остаться на плаву в случае удачи. Команду отозвали на «Ифигению», и после захода солнца фрегат был подожжен, и, около полуночи взорвался, осветив все вокруг зловещей вспышкой.

Следующий день застал в готовности новую батарею французов, установленную на берегу гораздо ближе к кораблям, и батарея совместно с французкими фрегатами открыла огонь по «Ифигении» и «Сириусу», пока они пытались сдернуть с рифа фрегат Пима. В конце концов, после долгих беспрерывных тщетных усилий, Пим наконец, осознал, что «Сириус» не спасти. Команда перешла на «Ифигению», и «Сириус» также был предан огню, а Пим, таким образом, уступил свое командование. Капитан «Ифигении» был абсолютно убежден (и Стивен, как и многие куда более опытные наблюдатели, был с ним согласен), что его план увенчался бы полной победой, и теперь едва мог себя заставить говорить вежливо с человеком, который запретил ему действовать.

Одинокая «Ифигения» продолжила при помощи верпа двигаться к выходу из залива.

Другого выхода, кроме как вытаскивать шлюпкой канат на полную длину, бросать якорь, и наматывать канат на кабестан, у нее не было — ибо ни разу в дневные часы ветер не прекращал дуть с моря, а береговым бризом, задувавшим перед рассветом, в темноте в извилистом проходе воспользоваться не решались. И вот час за часом шлюпки вытаскивали тяжеленные огромные якоря, тащили за собой мокрые девятидюймовые канаты, и, если якоря захватывали грунт, и если грунт держал — удавалось проползти мизерную дистанцию — обычно не более пятидесяти ярдов (ибо канал не давал двигаться по прямой). Но часто грунт не держал, или терялись и ломались якоря, и измученный, падший духом экипаж под палящим солнцем начинал все сначала. Между тем французские корабли в Порт Зюд-Эст сняли с мели, а за Иль Де Ла Пасс показался французский бриг, видимо, дозорный эскадры Гамелена из Порт-Луи.

Однако, делать было нечего, и «Ифигения» продолжала верповаться к форту, полсотня ярдов за полсотней ярдов, с длинными перерывами для подъема зацепившихся якорей, всю длину этой чертовой лагуны. Понадобилось полных два дня, чтоб достичь точки в трех четвертях мили от острова, и здесь фрегат бросил якоря на ночь. На следующий день «Беллона» и «Минерва» воспользовались рассветным береговым бризом, чтоб пройти через прекрасно им известные проходы в лагуну и стали там на якорь. «Ифигения» же продолжила свой тяжелый путь, и к восьми часам была уже в тысяче футов от форта, от открытого моря и радости свободного плавания, но тут с нее были замечены три корабля, идущие на соединение с дозорным французским бригом за внешней полосой рифов: «Венус», «Манш» и «Эстрей». Они обменялись сигналами с «Беллоной» и «Минервой», а затем по ветру, что продолжал дуть в нос английского фрегата, быстро пошли к Иль Де Ла Пасс, где они могли лечь в дрейф за пределами досягаемости батареи.

С «Ифигении» немедленно отправили солдат и матросов на батарею, и корабль приготовился к бою. Но, увы, фрегат был почти без боеприпасов — еще до финала боя в Порт Зюд-Эст пришлось посылать людей на «Сириус» за снарядами, и после этого бортовые орудия успели сделать столько выстрелов, что сейчас получасовой бой вымел бы ее погреба дочиста. Так что подготовка к бою носила во многом символический характер, как сказал капитан фрегата Стивену во время этой подготовки:

— Хоть покажем французам, что так просто не сдадимся, что мы еще можем кусаться. И если не предложат почетных условий сдачи — покусаем.

— Коли так, — отозвался Стивен, — я вынужден просить вас дать парусную лодку до того, как «Венус» и ее сопровождающие перекроют вход в канал.

— Имеется в виду, на Реюньон? Да, конечно. Вы получите катер и моего собственного рулевого — старого шлюпочного волка, и молодого Крэддока в качестве штурмана. Хотя и за тысячу фунтов мне бы не хотелось быть вестником с подобными новостями.

Он отдал приказы о приготовлении катера к плаванию — припасы, инструменты, карты, вода, и снова развернулся к Стивену:

— Вы весьма обяжете меня, доктор Мэтьюрин, если отвезете письмо для моей жены — сомневаюсь, что увижу ее еще до конца войны.

Катер проскользнул через злосчастный канал в темноте, дважды стукнувшись днищем, несмотря на все старания, они отгребли далеко за риф, поставили рейковый парус и двинулись на юго-запад. Катер нес запас провизии на десять дней, и хотя на борту находилось множество весьма голодных молодых джентльменов с «Ифигении» (капитан не хотел видеть, как они будут впустую растрачивать свои годы в тюрьме), запасы оставались почти нетронутыми, когда, после выдающегося вояжа, озабоченный Стивен взобрался на борт «Боадицеи», стоящей на одном якоре в гавани Сен-Поля, рядом с «Виндэмом» и транспортом «Бомбей».

— О, Стивен, а вот и ты! — воскликнул Джек, выныривая из-за кучи бумаг, когда Стивен вошел в каюту. — Как я рад тебя видеть, еще пара часов — и я отправился бы на Флэт-Айленд, с Китингом и его людьми… Стивен, что стряслось?

— Сейчас я скажу тебе, что стряслось, дорогой мой — Стивен сел, и, собираясь, выдержал небольшую паузу. — Атака Порт Зюд-Эст провалилась. «Нереида» захвачена, «Сириус» и «Мэджисьен» сожжены, а на данный момент «Ифигения» и Иль Де Ла Пасс почти наверняка сданы.

— Так-так, — протянул Джек, размышляя, — «Минерва», «Беллона», «Эстрей», «Венус», «Манш» — с «Нереидой» и «Ифигенией» это дает семь к одному. Но мы играли и при худших шансах.

— Всей команде, с якоря сниматься! — приказал Джек. По кораблю раскатились переливы боцманских дудок, матросы бросились по местам, флейта завела свой пронзительный мотив, помощники боцмана завели свое: «Налегай и шагай, налегай и шагай». И в центре этого знакомого гама, означающего отплытие судна, Стивен, отвернулся от релинга, опираясь на который он вглядывался, прикрыв глаза ладонью козырьком, в корабль, пришвартованный за фрегатом, и заявил: