Ф. Мюльбах - Шестая жена короля Генриха VIII

С головой погрузившись в свои блаженные грезы, Екатерина опустилась на золоченое кресло и, мечтательно улыбаясь, опустила голову.

Сзади нее стояли ее фрейлины, в почтительном молчании дожидаясь знака повелительницы. Но королева забыла про них; ей казалось, что она одна; она никого не видела пред собой, кроме благородной, мужественной фигуры Томаса Сеймура, которому она в своем сердце уже отдавала корону.

Но вот открылась дверь и вошла леди Джейн Дуглас. И она была празднично разубрана, и она была прекрасна, но это была бледная, страшная красота демона, и тот, кто увидал бы теперь, как она входила в комнату, невольно вздрогнул бы и необъяснимый страх пронизал бы его сердце…

Джейн бросила быстрый взгляд на забывшуюся в мечтах повелительницу и, увидев, что ее туалет окончен, сделала знак придворным дамам; те тотчас повиновались ему и покинули комнату.

Екатерина все еще, казалось, ничего не замечала. Леди Джейн стояла позади нее и наблюдала за нею в зеркало. Увидав в нем улыбающееся лицо королевы, она нахмурилась и в ее глазах блеснул ярый гнев.

«Нет, не будет она улыбаться более, — подумала леди Джейн. — Я так страшно страдаю из-за нее, так пусть же страдает и она».

С этой мыслью она бесшумно скользнула в соседнюю комнату, дверь которой была настежь открыта, торопливо открыла картонку, наполненную лентами и бантами, вытащила из бархатного кармашка, вышитого жемчугом и прикрепленного на золотых цепочках к поясу ее платья, темно-красный бант и бросила его в ящик. Затем она тотчас же вернулась обратно, причем ее лицо, за несколько минут пред тем бывшее грозным и мрачным, теперь сияло радостью.

С веселой улыбкой леди Джейн приблизилась к королеве и, опустившись рядом с ней на колени, прильнула губами к ее свесившейся руке.

— О чем вы задумались, моя королева? — спросила леди Джейн, кладя свою голову на колена Екатерины и поднимая к ней нежный взор.

Екатерина слегка вздрогнула и выпрямилась. Она видела нежную улыбку леди Джейн, но в то же время от ее взгляда не ускользнул пытливый взор девушки.

Так как Екатерина чувствовала вину за собою, по крайней мере вину в помыслах, то она была настороже и вспомнила предостережения Джона Гейвуда.

«Джейн наблюдает за мною, — подумала королева. — У нее ласковый вид — следовательно, она замышляет злобный план».

— Ах, хорошо, что ты пришла, Джейн, — сказала она вслух, — ты можешь помочь мне, так как, откровенно говоря, я нахожусь в большом затруднении. У меня недостает рифмы, и я тщетно стараюсь подобрать ее.

— Ах, вы пишете стихи, ваше величество?

— Разве это изумляет тебя, Джейн? Почему бы мне, королеве, не добиться приза? Я отдала бы свою самую дорогую драгоценность, если бы мне удалось написать стихотворение, которое король мог бы признать заслуживающим приза. Однако мне недостает музыкального уха, я не могу подобрать рифмы и в конце концов мне придется оставить мысль о лаврах. А как бы это обрадовало короля! Откровенно признаюсь, мне думается, что король слегка побаивается, как бы приз не достался Генри Говарду, и он был бы очень благодарен мне, если бы я сумела оспорить этот приз у него. Ты ведь знаешь, что король не любит Говарда.

— А вы, ваше величество? — спросила Джейн и вдруг так сильно побледнела, что это не ускользнуло и от королевы.

— Ты нездорова, Джейн, — сочувственно сказала она. — Право, Джейн, у тебя болезненный вид. Тебе необходимо немного отдохнуть.

Но Джейн уже овладела собою; к ней вернулась ее спокойная серьезность, и ей даже удалось улыбнуться.

— О, вовсе нет! — сказала она. — Я совершенно здорова и довольна возможностью быть возле вас! Но не позволите ли вы мне, ваше величество, обратиться к вам с просьбой?

— Пожалуйста, Джейн, пожалуйста! И я заранее обещаю тебе исполнить ее, так как знаю, что Джейн не пожелает ничего такого, что не могла бы исполнить ее подруга.

Леди Джейн молча и задумчиво потупилась. В душе она боролась с уже твердо принятым решением. Ее гордое сердце бешено билось в груди при одной мысли о том, что ей придется преклониться пред женщиной, которую она так сильно ненавидела, и обратиться к ней с ласковой просьбой. Она чувствовала такую безумную ненависть к королеве, что в эту минуту охотно пожертвовала бы своей собственной жизнью, если бы пред тем только могла видеть у своих ног уничтоженную соперницу.

Генри Говард любил королеву; таким образом, Екатерина завоевала сердце того, кого она, леди Джейн, боготворила. Екатерина обрекла ее на вечные муки, на вечную пытку, заставив отречься от восторженного счастья, которое не принадлежало ей, но воспламенила огонь, который она, как вор, похитила с чужого алтаря.

Над Екатериной был произнесен приговор. Джейн не имела уже сострадания. Она должна была погубить королеву.

— Что же ты молчишь? — спросила королева. — Почему ты не говоришь, что я должна обещать тебе?

Леди Джэйн подняла свой взор; он был весел и спокоен.

— Ваше величество, — сказала она, — я встретила в приемной несчастного, приниженного человека. В вашей воле дать ему возможность снова гордо выпрямиться. Вы ведь согласитесь сделать это?

— О, соглашусь ли я! — живо воскликнула Екатерина. — Ты ведь знаешь, Джейн, как я страстно желаю помогать всем несчастным и быть полезной им! При этом дворе так много наносится ран, а у меня, бедной королевы, так мало бальзама целить их!… Поэтому доставь мне это счастье, Джейн, и не ты — мне, а я тебе буду благодарна! Говори же, говори скорее, кто нуждается в моей помощи?

— Не в вашей помощи, ваше величество, а только в вашем сострадании и в вашей милости, — ответила леди Джейн. — Граф Сэдлей сегодня победил в турнире графа Сэррея, и вы сами понимаете, что ваш обер-камергер чувствует себя весьма униженным и обескураженным.

— Разве я могу изменить этот факт, Джейн? К чему же мечтательный граф, сумасбродный поэт пускается в битву с героем, который постоянно знает, что хочет, и всегда исполняет то, что хочет? Ах, как чудно было зрелище, когда Томас Сеймур с быстротою молнии поднял его с седла, и гордому графу Сэррею, умному и мудрому человеку, могучему руководителю сильной партии, пришлось преклониться пред героем, который подобно Михаилу Архангелу сбросил его наземь.

Королева рассмеялась.

Этот смех словно кинжалом пронзил сердце Джейн.

«Она заплатит за это!» — подумала леди Джейн, но вслух сказала:

— Вы правы, ваше величество, он заслужил это унижение, но, после того как он наказан, вы должны вознаградить его. Нет, не качайте головой. Сделайте это ради самой себя, ваше величество, из благоразумия. Граф Сэррей и его отец стоят во главе могущественной партии; последнее унижение Говарда заставило ее воспылать еще большей ненавистью против Сеймура, и она когда-нибудь кровью отмстит за это.