Ольга Крючкова - Кровь и крест

«Здесь покоятся мощи святого Конрада, величайшего борца с силами тьмы…»

Хиллер встал перед камнем на колени и истово перекрестился.

– Вот, значит, где ты обрёл свой покой…

Преподобный Рудольф, стоя поодаль, наблюдал, как молодой священник крестился, стоя у надгробия святого.

«Паломник», – подумал он.

Паломник поднялся и подошёл к отцу Рудольфу, пожертвовав два золотых фридриха на нужды церкви Фирфайха.

Время шло. Настоятель Хиллер и его помощник Арнандо развили активную деятельность в Мюльхаузене, призывая горожан жертвовать на церковь Святой Каталины. Она была слишком мала, и настоятель мечтал пристроить к ней базилику [58], дабы проводить в ней крещение и первое причастие.

Призыв Хиллера поддержал бургомистр, затем некоторые члены магистратуры, склонявшиеся к истинной вере. Они пожертвовали достаточную сумму для того, чтобы начать строительство, затем прихожане своими скромными средствами поддержали богоугодное начинание.

И вот настал долгожданный момент – базилика Святой Каталины предстала перед паствой во всей красе. Служки церкви, а Хиллер сумел привлечь их немало, украсили колонны базилики гирляндами из полевых трав и цветов. Хор юношей, настоятель же сам выступал в роли кантора [59], был готов затянуть магнификат [60].

Утро стояло тёплое, свежий летний ветер налетал через открытые двери базилики, отчего цветочные гирлянды слегка колыхались. Наконец появилась небольшая группа людей. Вошедшие огляделись, явно придя в восторг от увиденного.

– Примите наши поздравления, настоятель, – защебетали женщины. – Базилика прекрасна!

Хиллер пребывал на высоте блаженства: ведь сам член магистратуры изъявил желание провести обряд конфирмации [61]для своих троих внуков, правда, двое из них несколько запоздали по возрасту, но настоятеля это вовсе не смущало – главное, юноши пришли к пониманию истинной веры.

Преподобный Хиллер оглядел юношей – они были облачены в белые одежды, их взор отражал понимание всей ответственности предстоящего мероприятия.

Он пригласил их подойти к роскошной серебряной купели – подарку самого бургомистра. Хиллер повернулся к хору и сделал знак рукой – мальчики тут же запели на латыни. Их юношеские нежные голоса прекрасно зазвучали под сводами базилики – присутствующие почтенные фрау прослезились.

Настоятель прочёл надлежащие молитвы, окропил новообращённых святой водой, затем появился Арнандо, с бархатной подушечкой с серебряными нательными крестиками.

Отец Хиллер отметил лбы юных католиков ароматной миррой и собственноручно надел на каждого крестик – символ истинной веры.

Проповеди настоятеля Хиллера собирали полный храм народа. Прихожане сидели на деревянных скамейках, а те, кому не хватало места – теснились у входа. С тех пор как настоятель Хиллер прибыл в Мюльхаузен, минуло почти пять лет. За это время им было сделано немало. Из захудалой, бедной, никому не известной церкви она превратилась в храм, отстроенный на пожертвования прихожан. В последнее время на проповеди настоятеля Хиллера пребывали горожане даже из соседнего Франкенхаузена. Слава о храме Святой Каталины достигла и Брюгенвальда.

Зимой Курт похоронил Берту, она скончалась от горячки. Его сын вырос красивым юношей и помогал ему в непростом деле майордома. Майордом же тайно лелеял надежду, что когда-нибудь сын займёт его место, а он удалится на отдых.

Курт прожил долгие годы с Бертой в любви и согласии. Ему не хватало жены, по ночам казалось, что она рядом, но когда он пытался обнять её – в руки попадало лишь пуховое одеяло и подушка. Он похудел, постарел, но за хозяйством Брюгенвальда надзирал строго, на совесть: старался не только для своего господина, но и ради сына.

Весть о чудесном храме достигла Брюгенвальда. Берта была набожна и посещала церковь, что рядом с замком, но не оставляла надежды выбраться в Мюльхаузен. Но, увы, Курт всегда был занят, а сама Берта не отважилась одна проделать столь дальний путь.

Однажды Курт вошёл в покои фрайграфа:

– Ваша милость, прошу дозволения посетить Мюльхаузен. Отпустите меня на пару дней.

Эрик ухмыльнулся, он прекрасно помнил красавицу Одри, к которой Курт питал чувства по молодости лет и решил, что его майордом, теперь почтенный вдовец, должен немного развлечься.

– Дозволяю! Но не задерживайся.

– Благодарю вас, господин. Сын знает, что следует делать во время моего отсутствия.

Одри недавно минуло сорок семь лет, но лицо её сохранило былую красоту, а каштановые роскошные волосы не были тронуты сединой. Она, как обычно, проводила время в огороде, где выращивала зелень и цветы для продажи в небольшой лавке на окраине города. Лавку она открывала рано утром, когда женщины с окрестных улиц покупали всё необходимое для приготовления пищи, а затем шла в огород или теплицу, пристроенную к дому, в зависимости от времени года.

Курт появился, как гром с ясного неба. Много лет он не поддерживал связь с Одри и не знал: замужем ли она? Он решительно открыл дверь лавки: из неё вышла последняя покупательница, жена молочника.

Курт застыл на месте, не зная, что сказать Одри и с чего начать разговор. Женщина хлопотала за прилавком, убирая в ящик остатки зелени. Она взглянула на вошедшего мужчину и была несколько удивлена – покупка зелени – обычно женское дело.

– Чем могу вам помочь, сударь? – спросила она.

– Здравствуй… Одри… – задыхаясь от волнения, произнёс Курт.

Одри всплеснула руками.

– Господи! Курт! Неужели это ты?..

– Я… Вот решил тебя навестить… Столько лет прошло, я ничего не знал о тебе. Ты замужем?

Курт стушевался, понимая, что задал слишком прямой вопрос. Одри рассмеялась.

– Курт, я рада тебя видеть! Ты всё такой же красавец, что и в молодости! – она вышла из-за прилавка и подошла к гостю. – Я не замужем, так что заходи смело – я к твоим услугам!

Курт немного осмелел, видя расположение своей бывшей пассии, обнял её и поцеловал в щёку. Берта фыркнула:

– Кто ж так целует спустя столько лет! Вот как надо!

Она обняла Курта за шею и смачно впилась ему в губы.

Одри и Курт провели бурную ночь на перине из утиного пуха. Одри встала рано, как обычно, надо было открывать лавку и встречать покупательниц. Курта разморило, он поднялся только к полудню, когда Одри закончила торговлю.

На Курта накатили воспоминания: вот так в последний раз он возлежал с Одри много лет назад. Курт попытался посчитать: сколько же лет прошло? Но, увы, запутался… Единственное, что он помнил – это было в тот год, когда поймали «вервольфа» Дитриха, растерзавшего отца Конрада и его сподвижника Иоанна. Майордом часто вспоминал монахов-доминиканцев, хоть те и были душегубами, но всё же он совершил непростительный грех, отправив их на верную смерть.