Ольга Крючкова - Кровь и крест

– Всё готово, сиятельный господин! Загонщики выследили семейство лис – старого самца и двух молодых погодков. Можно вытравливать их из норы и поднимать борзыми. Как прикажете?

– Поднимайте! – отдал приказ фрайграф.

Вскоре раздался лай собак и раскатистые голоса охотничьих рогов, возвестивших окрестности, что охота на лис началась.

Эрик мчался на лошади по осеннему лесу, впереди него неслась стая борзых, подгоняя вперёд обречённых на смерть животных. Лисы сливались с жёлтой травой и порыжевшей листвой кустарников…

Наконец лисы очутились в лощине. Собаки обложили их со всех сторон, держа в напряжении и страхе постоянным лаем. Подъехал Эрик, он раскраснелся, в глазах появился блеск и интерес к жизни. Его лошадь, охваченная охотничьим азартом, подобно хозяину, раздувала ноздри. От разгорячённых лошадей и людей исходил пар и, клубясь, растворялся в октябрьской прохладе.

Лисы метались по лощине. Эрик натянул тетиву лука и прицелился. Неожиданно он вспомнил другую охоту, происшедшую много лет назад, когда он отстрелил волчице лапу. Его рука дрогнула: «Что со мной? Неужели я стал столь сентиментален, что не могу выстрелить в старого лиса и его отпрысков? Или я боюсь, что эти лисы окажутся оборотнями? Право же, напрасно!»

Эрик вновь прицелился, и варбилон, пронзивший воздух, вонзился в старого лиса. Он заскулил, словно побитая собака, дёрнул лапами и его чёрные старческие глаза замерли.

Эрик достал из колчана следующий варбилон: один из погодков-лисят взвизгнул и упал на жёлтую траву, дополняя яркую палитру осени красными тонами крови. Второго лисёнка подстрелил Курт.

Фрайграф спешился, его переполняло возбуждение, сердце учащённо билось.

– Господин желает вина? – предупредительно поинтересовался Курт.

Фрайграф сделал отрицательный жест рукой, и верный майордом понял, что повелитель желает остаться один.

Эрик снял перчатку и отёр лоб краем плаща, он решил немного пройтись вдоль лощины, пока егерь и загонщики утихомиривали собак и привязывали добычу к длинным деревянным шестам. Курт, зная, в каком подавленном состоянии пребывает господин после отъезда сына из Брюгенвальда, следовал за ним на некотором расстоянии, дабы не беспокоить и в то же время не выпускать из виду. Всё-таки лес, мало ли что может случиться…

Эрик брёл вдоль лощины. Лес смотрел на него поредевшими красно-жёлтыми листьями. Неожиданно он заметил впереди нечто, напоминающее хижину. Он ускорил шаг, направляясь к своей необычной находке. Действительно, при ближайшем рассмотрении это «нечто» оказалось старой заброшенной хижиной с полуразрушенной крышей.

Фрайграфа охватило непреодолимое желание открыть перекосившуюся плетёную дверь и войти внутрь, что он и сделал. Его взору открылась картина, отражавшая полную заброшенность жилища, обречённого на разрушение и гниение от дождей и снега.

Стол, стоявший некогда посреди хижины, подгнил, ножки его надломились, и теперь он лежал бесформенной рухлядью. Вокруг него были разбросаны глиняные черепки – остатки посуды и кувшинов. В углу хижины Эрик заметил старую корзину, некогда покрытую домотканым холстом, теперь же превратившуюся в гнилую кочку. Он надел перчатки и слегка потянул за прогнивший холст. Остатки ткани не желали покидать своего места. Они спрессовались с гнилой корзиной, образовав единое целое.

Эрик, обуреваемый необъяснимым чувством упорства, предпринял ещё одну попытку стащить с остатков корзины холст, дабы удовлетворить своё любопытство. Но ткань по-прежнему не поддавалась. Тогда он попросту взял её руками, сетуя на то, что новые замшевые перчатки будут окончательно испорчены, и отбросил в сторону. Его обдало запахом плесени. В корзине на дне лежало нечто, напоминавшее небольшой деревянный ларец.

Эрик извлёк находку. По виду ларец был очень старым, а от плесени, покрывавшей его, и вовсе производил впечатление древней вещицы.

Фрайграф внимательно осмотрел его и не найдя на нём замков, попытался открыть. Крышка ларца подалась с удивительной лёгкостью, на дне его лежал свёрток. Ткань отсырела и почернела от времени и влаги. Эрик отбросил ларец в сторону и с замиранием сердца развернул ткань. И о чудо! В его руках оказался прозрачный кристалл. Фрайграф невольно залюбовался им: что и говорить, кристалл завораживал и притягивал к себе взор, помимо желания человека.

Рядом с кристаллом лежал небольшой свиток пергамента. Эрик с нетерпением извлёк его и развернул.

Он сразу же понял, что ему в руки попало заклятие ведьмы Тины, сбежавшей из Ландгрей много лет назад. Фрайграф, привыкнув к неожиданным поворотам судьбы, не удивился, а лишь узрел в ходе событий особое предначертание, – значит, так угодно Богу или, напротив, Дьяволу. Не в силах сопротивляться своей судьбе, Эрик взял кристалл со свитком пергамента и положил их в карман охотничьего плаща. Он вышел из хижины, вдохнув свежий осенний воздух полной грудью.

Курт, наблюдавший из ближайших кустов за своим повелителем, понял: фрайграф не просто созерцал разрушенную хижину, но что именно он делал, майордом даже не догадывался.

Ванесса, жена сапожника, жила недалеко от Одри. Она частенько наведывалась в её лавку и покупала зелень. Женщины болтали о всякой всячине; нельзя сказать, что они дружили, но общались при каждой возможности весьма охотно.

Ванесса была хозяйкой аккуратной и пунктуальной, поэтому каждое утро в одно и то же время отправлялась к Одри за свежей зеленью. Она вышла из дома, как обычно, пересекла узкую улочку, где размещались сапожные мастерские, и очутилась на улице Зеленщиков. Дом Одри располагался в самом её начале, и Ванесса сразу же заметила около него столпившихся женщин.

– Доброе утро, фрау, – поприветствовала она собравшихся хозяек. – А что, Одри ещё не торгует? – у жены сапожника возник вполне естественный вопрос.

– Нет, – ответила жена молочника. – На Одри это не похоже… Может, заболела?.. – предположила она.

– Или уехала срочно, – вставила фрау, стоявшая рядом, услышав разговор.

– Куда ей ехать? – сказала жена молочника. – Нет у Одри никого.

– Скажете ведь! Никого! – опять вставила говорливая фрау. – А знаете, как бывает в жизни – появился какой-нибудь ухажёр. И как ветром сдуло! Видели же Одри с солидным высоким мужчиной, да совсем недавно, на днях. Может, она бросила лавку и укатила с ним?

– Ох, вряд ли, – засомневалась жена молочника. – Одри столько труда вложила в свои грядки. И чтобы так вот всё бросить, ничего никому не сказав, – на неё это не похоже.

Ванесса ощутила лёгкое головокружение, её внутренний голос подсказывал ей, что именно случилось с фроляйн Одри: