Ричард Зимлер - Охота Полуночника

Должно быть, мистер Джонсон воспользовался отсутствием папы, чтобы выплеснуть на меня всю ту ненависть, которую он копил в своих драных карманах долгие годы. Я сама подтолкнула его к припадку, сказав, что полевые рабы могли бы работать лучше, если бы трубы в их хижинах были сложены из кирпича, а не из глины.

— Черномазая, что за дурь ты придумала на этот раз? — спросил он.

— Если бы они были из кирпича, они бы не расплывались каждый раз, как идет дождь, а в хижинах у рабов держалось бы тепло, несмотря на самый сильный ливень. Возможно, тогда они смогли бы спать целую ночь подряд. — И вот тут я совершила ошибку — посмотрела на него в упор и спросила: — Вы когда-нибудь пробовали работать от восхода до заката, проспав всего пару часов, мистер Джонсон?

Он схватил меня за руку и велел двум чернокожим десятникам оттащить меня к бочонку для порки.

Разумеется, я сопротивлялась и даже ударила одного из десятников кулаком в грудь. Тогда он швырнул меня на землю, я сломала зуб и выплюнула его ему в лицо. Второй десятник пнул меня за это в спину и велел, чтобы я успокоилась, а не то он своими руками убьет меня.

— И долго вы будете мучить собственный народ? — спросила я.

Он снова пнул меня. Целился-то он в голову, но попал в плечо. Я замахнулась на него рукой и закричала мистеру Джонсону:

— Вы за это заплатите!

Он только рассмеялся и велел десятнику привязать меня. Я кричала как можно громче и звала на помощь. Я хотела, чтобы Лили, Ткач, Кроу и остальные увидели, что со мной делают.

— Закуси как следует губу, Морри, дитятко, — кричала на бегу Лили.

— Думай о чем-нибудь хорошем! — откуда-то издали кричал Ткач. Должно быть, он бежал с поля. — Ты сидишь в саду, Морри, деточка! Вокруг тебя цветы!

Я представила себе это, но второй удар выбил из меня все розы. Я была там, где была. Спину пекло так, словно с нее сдирали кожу.

— Помогите! — кричала я. — Помогите мне! Господи, помоги мне!

Я изо всех сил старалась сжаться, но на седьмом ударе обмочилась. Я плакала, как младенец, так это было больно. Потом я начала снова и снова повторять стих из Псалма, как делала всегда, если попадала в большую беду: «Много теснили меня от юности моей, но не одолели меня… Много теснили меня…»

Последний удар, который я помню, пришелся в основание шеи. Я полагаю, что это был особый подарок от мистера Джонсона. Но мне нравится думать, что именно этот подлый удар повернул мои мечты, и я начала искать выход из Ривер-Бенда. Потому что именно с этого дня мне стал сниться тот северный город, где всегда идет снег.

Сразу же, как только отец вернулся из города, я рассказала ему, что меня выпороли, потому что не могла скрыть ни раны на спине, ни дырку на месте сломанного зуба. Но я сказала ему, что мне все равно. Так я стала больше похожа на остальных и радовалась этому. Он метался по моей комнате, пока я рассказывала, а потом закричал таким диким голосом, что Лили вбежала в комнату.

— Позаботьтесь о моем ребенке, — велел папа.

Лили не дала мне побежать за ним следом, сказала, что я только все сделаю хуже. Потом Кроу рассказал, что папа поднялся прямо на веранду к мистеру Джонсону и, потрясая кулаками, заявил, что если тот еще хоть раз ко мне прикоснется, через неделю черви будут есть его тело.

— Я не заколю вас ножом и не застрелю, — сказал папа. — Но вы умрете в таких муках, что придется затыкать вам рот кляпом, чтобы новый хозяин, кто бы он ни был, смог уснуть.

Мистер Джонсон расхохотался и велел папе захлопнуть его черномазую пасть, но больше ни разу не осмелился выпороть меня — во всяком случае, пока папа жил в Ривер-Бенде.

Теперь я хочу рассказать вам, как мой папа оказался в Южной Каролине, потому что, насколько я понимаю, именно из прошлого вытекает будущее.

В декабре 1806 года папа и португалец, который привез его в Европу, были в Англии. Этот человек, мистер Джеймс Стюарт, назначил на утро встречу, которую не мог пропустить, поэтому сказал папе, что они встретятся в два часа дня у дома, который находится у большого дворца. Папа пришел туда, и сгорбленная старая леди проводила его в маленькую, очень теплую комнатку. Сразу следом в комнату ввалились трое белых мужчин, споривших о чем-то. Они связали папе руки и ноги, всунули ему в рот грязную тряпку и накрыли голову мешком.

Мистеру Стюарту, видимо, сказали, что папа не приходил. Папа больше никогда его не видел.

На следующее утро его привели в вонючую комнату и привязали к деревянному столбу. Мешок с головы сняли.

Сквозь крохотное оконце едва пробивались солнечные лучи.

Качающийся пол, низкий потолок… Над головой слышались шаги.

Папа понял, что он на корабле, в трюме. Было так холодно, что зубы его выбивали нескончаемую дробь.

Вместе с ним находились две козы и корова. И его, и животных кормили только галетами и сеном. Он умолял, чтобы его выпустили на солнце, потому что ни один уроженец южной Африки не в состоянии провести целый день в темноте, но на палубу его не выпускали. Папа пил воду из одной лохани с животными, пока один из матросов не сжалился над ним и не дал ему кувшин. Спал он, прижавшись к животным — своим товарищам по несчастью, и они согревали его.

Именно тогда в сновидениях папы появился Богомол Он подполз к папиному уху, приподнял свою голову сердечком и прошептал:

— Тсамма, они захотят выведать тайны бушменов. Ничего не рассказывай.

И папа решил не разговаривать с капитаном и командой.

Почему это насекомое-бог оставило папу, я объяснить не могу. Может, оно побоялось оказаться в ловушке темного трюма, где нельзя увидеть ни солнца, ни звезд?

Это первое путешествие длилось две или три недели — папа потерял счет времени. Когда начинались грозы, желание последовать за громом и молнией охватывало его с такой силой, что он начинался рваться из своих пут, и запястья и лодыжки кровоточили. Одна из коз зализывала его раны.

Ночами папа пел те песни, которые выучил много лет назад в португальской семье. Но днем горе обрушивалось на него всей своей тяжестью. Он представлял себе, что звезды охотятся на его боль. Но, хотя они и могли отыскать ее, похоже, они промахнулись, и их стрелы не попадали в папу.

Было невыносимо жарко. Корову и коз зарезали и разделали, чтобы кормить команду мясом.

Когда корабль пристал к берегу, папу привязали к мачте цепями. Он видел каменный форт и много небольших домов. Капитан сказал, что корабль пристал к западному побережью Африки. Если ниггер рассчитывает убежать, ему стоит хорошенько подумать, потому что, когда они поймают его, отрежут ему яйца и засунут в его же задницу.

Африканцы, закованные в цепи, таскали ящики с ромом, порох и хлопчатобумажные ткани с парохода на пристань. Папа узнал, что белые дают это местным царькам в обмен на рабов.