Шарль Монселе - Женщины-масонки

В самом деле, здесь нет никаких контрастов, устраивающих засаду на поворотах дорог, контрастов, которыми так обильны берега Нормандии, где самые пленительные мызы зеленеют в двух шагах от самых зловещих прибрежных скал. В Тет-де-Бюше (как подходит к этому краю это старое имя, суровое и таинственное!) все составляет единое Целое: и море, и песок, и сосны. С помощью этих трех вещей Бог создал шедевр торжественности и печали темные леса, простирающиеся покуда хватает глаз, дюны, которые взъерошивает и передвигает ветер, и, наконец, бескрайнее озеро, пугающее своей величественностью и вызывающее в памяти гроты Шотландии. Это и есть Аркашонский морской бассейн.

Аркашонский бассейн, проход по которому очень опасен, представляет собой один из наиболее услаждающих взор пейзажей в мире.

И, дабы усладить свой взор, две сестры – графиня д'Энгранд и маркиза де Пресиньи – уже несколько месяцев снимали дом на взморье.

Этот дом стоял на берегу моря и рядом с огромным лесом Тета.

Все было здесь устроено с удобствами, все защищало от натиска жары; большая часть комнат выходила на крытую, выложенную плитками террасу.

Обе сестры, женщины, принадлежавшие к высшему кругу, жили здесь в полнейшем уединении; с ними было четверо слуг.

Августовским утром 1843 года, три недели спустя после событий, о которых мы рассказали, графиня д Энграпд, ее дочь Амелия и маркиза де Пресиньи вышивали, сидя у окна в гостиной, когда вошла горничная с визитной карточкой в руках.

– В чем дело, Тереза?– не оборачиваясь, спросила графиня д'Энгранд.

– Сударыня, это опять визитная карточка того господина, который вот уже три дня просит вас оказать ему честь и позволить засвидетельствовать вам свое почтение.

Графиня д'Энгранд протянула руку и взяла визитную карточку. На ней стояла только фамилия: «Бланшар».

Никаких гербов, никаких титулов.

– Хорошо! – произнесла графиня д'Энгранд, бросив карточку на консоль.

– Что я должна ответить этому господину? – спросила горничная.

– А что вы ответили ему вчера?

– Что барыни больны.

– А позавчера?

– Что на морских купаниях барыни не принимают

– Прекрасно. А сегодня, Тереза, возьмите у меня в кошельке луидор и передайте ему.

Горничная пришла в замешательство.

– Но, сударыня,– заговорила она,– этот господин вовсе не похож на нищего: он одет с большим вкусом и изысканно выражается.

– Что ж, это еще одна причина дать ему почувствовать, что он не соблюдает приличий. Делайте, что я говорю.

Горничная поклонилась.

– Вы вернетесь и расскажете мне, как вы исполнили поручение,– прибавила графиня д'Энгранд.

Вслед за уходом очень смущенной Терезы, которая вышла пятясь, наступила минутная тишина, которая частично объяснялась строгим тоном графини д'Энгранд.

Амелия нарушила молчание первой; это была четырнадцатилетняя, но уже очень красивая девочка.

– Матушка! – сказала она.– Почему вы не хотите принять этого господина?

– Это очень просто, и я с трудом понимаю твой вопрос, Амелия,– отвечала графиня д'Энгранд.– Я принимаю только тех людей, которых я знаю, или тех, которых мне представили.

– Ну, а если он должен сообщить вам что-нибудь важное?

– Он может написать нам или же обратиться к нашему управляющему. А впрочем, что он такое, этот господин… Бланшар… и что общего мы с ним можем иметь?

– Может быть, он нас развлек бы,– с полуулыбкой осмелилась возразить девочка.

– Странно ты рассуждаешь, Амелия; послушать тебя, так можно усомниться, что ты получила хорошее воспитание. Неужели ты настолько не знаешь правил света, что хотела бы показаться этому господину? Или в тебе говорит строптивый дух? Послушать тебя, так наша дверь должна быть постоянно открыта, а первый встречный имеет право прийти к нам, как в гостиницу. И все это для того, чтобы тебя «развлечь»!

Амелия не ответила и снова взялась за вышивание.

– Гы должна была бы прекрасно знать,– продолжала графиня д'Энгранд,– что именно с целью избежать непредвиденных встреч я и сняла этот дом. С нашим именем и с нашим состоянием было бы неприлично поселиться в одном из этих заведений у моря, где всякий имеет право тебе поклониться и принять участие в твоей жизни. Это, однако, подошло бы тебе, Амелия.

– Я этого не сказала, матушка,– произнесла девочка.

– Да, ты этого не сказала, но мне хорошо знаком твой характер: тебя переполняет любопытство. Меня удивляет, что твой взгляд всегда устремлен за пределы того круга, в котором должна быть заключена твоя жизнь. Развлечения, которые ты можешь найти вне света,– вот развлечения, которые ты предпочитаешь. Берегись: свет нетерпим; он требует, чтобы ты всецело принадлежала ему, он плохо приноравливается к идеям о независимости; в «фантазиях» он видит лишь красивое слово, изобретенное для того, чтобы скрыть нарушения его законов. Не правда ли, сударыня?

Последние слова были адресованы непосредственно маркизе де Пресиньи, которая доселе не вмешивалась в разговор.

Маркиза де Пресиньи была старшей сестрой графини д'Энгранд. Ей было, наверно, лет пятьдесят. Это была одна из тех счастливых натур, которые сочетают в себе доброту, ум и благовоспитанность. Больше двадцати лет назад она овдовела. В аристократических салонах, в этом царстве балов, где она царила, не имея соперниц, она своей приветливостью составляла живой контраст с сестрой, надменная красота которой вызывала только одно чувство – восхищение.

Ее сиятельство маркиза де Пресиньи некогда оказалась среди тех пяти или шести молодых женщин, которые любой ценой восстанавливали при Реставрации традиции легких нравов двора Людовика XVI; поэтому нередко можно было услышать, как разговаривает о ней у амбразуры окна группа былых красавцев, поглаживая на висках седеющие пряди волос, которые были когда-то черными локонами, и по привычке вытягивая подагрические ноги, на которых панталоны напоминали порт после кораблекрушения.

Репутация маркизы, которая слыла отнюдь не недотрогой, часто заставляла графиню д'Энгранд хмурить брови. Результатом всего этого был глухой антагонизм, малая война двух сестер, которая велась оружием колкостей и намеков. Они никогда не наносили друг другу ран, но постоянно наносили царапины.

В этой игре графиня д'Энгранд всегда первой выпускала коготки. Чаще всего она выбирала для своих нападок такое время, когда при этом присутствовала Амелия, ибо в таких случаях маркиза де Пресиньи довольствовалась тем, что смиренно склоняла голову или призывала на помощь одну из тех улыбок – уголками губ,– в которых ощущается ответная реплика.

На сей раз, когда графиня д'Энгранд потребовала согласия с нею, маркиза ответила просто: