Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 1

— Как видите.

— Ожог сильный?

— Ужасный.

— А не смогли бы вы, несмотря на этот ожог, не сомневаюсь, крайне болезненный, но, убеждена, неопасный для жизни, так вот, не смогли бы вы сделать усилие претерпеть поездку в карете до Люсьенны и всего один миг постоять у меня в кабинете перед его величеством.

— Невозможно, сударыня. При одной мысли, что придется встать, мне становится дурно.

— Выходит, у вас страшнейший ожог?

— Вы совершенно верно сказали — страшнейший.

— И кто же вас перевязывает, кто прописывает лекарства, кто ухаживает за вами?

— У меня, как у всякой женщины, ведущей дом, есть превосходные снадобья от ожогов. Я пользуюсь бальзамом, который сама составила.

— А не сочтете ли вы нескромностью, если я попрошу глянуть на него?

— Вот он, в склянице на столе.

«Лицемерка, — подумала г-жа Дюбарри, — до сих пор притворяется. Она и впрямь крепкий орешек, но мы еще увидим, кто кого».

Вслух же она сказала.

— Сударыня, у меня тоже есть превосходное масло для подобного рода случаев, но применение его зависит от степени ожога.

— Как это?

— При ожоге кожа либо краснеет, либо покрывается волдырями, либо слезает. Я, разумеется, не врач, но ведь каждому человеку хоть раз да случается обжечься.

— У меня, сударыня, слезла кожа, — вздохнула графиня Беарнская.

— Боже мой! Вам, должно быть, очень больно. Хотите, я испробую на вас свое масло?

— От всей души, сударыня. Вы принесли его?

— Нет, но я вам его пришлю.

— Я вам крайне благодарна.

— Теперь мне нужно только глянуть, насколько тяжелый у вас ожог.

Старуха графиня запротестовала:

— Нет, нет, сударыня, это неприятное зрелище, и я не хочу, чтобы вы его видели.

«Отлично, тут-то ты и попалась», — подумала г-жа Дюбарри, а графине сказала:

— О, не бойтесь, сударыня, я привычна к виду ран.

— Я достаточно хорошо знаю правила приличия, сударыня…

— Когда дело идет о помощи ближнему, сударыня, о приличиях позволительно забыть.

И вдруг г-жа Дюбарри резко протянула руку к лежащей на кресле ноге графини Беарнской.

Старуха в страхе испустила душераздирающий крик, хотя г-жа Дюбарри еще даже не успела дотронуться до ноги.

«Отлично сыграно», — подумала г-жа Дюбарри, следившая за всеми изменениями исказившегося лица графини Беарнской.

— Ох, умираю, — простонала старуха. — Как вы меня напугали, сударыня.

Бледная, с затуманенным взором, графиня откинулась на подушки, словно вот-вот собиралась лишиться чувств.

— Вы позволите, сударыня? — не отступала королевская фаворитка.

— Делайте, что вам угодно, сударыня, — угасающим голосом ответила графиня.

Г-жа Дюбарри не теряла времени: первым делом она вытащила булавку, скалывающую холстину, которой была обернута нога, и стала быстро сматывать повязку.

К ее безмерному удивлению старуха не протестовала.

«Она ждет, когда я дойду до компресса, и начнет вопить, но чтобы взять над ней верх, я должна увидеть ее ногу», — думала фаворитка.

Графиня Беарнская стенала, однако мешать не пыталась.

Наконец был снят компресс, и взору г-жи Дюбарри предстал самый неподдельный ожог. То было не притворство, и тут кончалась дипломатия графини Беарнской. Сине-кровавый ожог говорил сам за себя. Да, графиня Беарнская могла увидеть и узнать Шон, но в таком случае она поднималась до высот Порции и Муция Сцеволы [109] Порция — дочь Катона Утического, жена Марка Юния Брута, участника убийства Цезаря; в 42 г. до н. э. покончила с собой, проглотив раскаленные угли, когда узнала о самоубийстве мужа, которое тот совершил, потерпев поражение от цезарианцев. Гай Муций Сцевола — римский юноша, по преданию пробравшийся в лагерь этрусков, чтобы убить их цезаря; будучи схвачен и желая выказать презрение к боли и смерти, положил правую руку в огонь. .

Г-жа Дюбарри восхищенно замолчала.

Старая графиня, придя в себя, в полной мере наслаждалась своей победой и не сводила бурых глаз с г-жи Дюбарри, стоявшей на коленях у нее в ногах.

А та положила на место компресс с той нежной заботливостью, которая свойственна женщинам, чьи руки не причиняют боли раненым, поправила подушку под ногою больной и уселась рядом с ней.

— Что ж, сударыня, — сказала она графине, — вы куда сильней, чем я думала, и я прошу прощения, что сразу не приступила к делу, как надлежало бы, разговаривая с такой женщиной, как вы. Излагайте ваши условия.

Глаза старухи вспыхнули, но в тот же миг блеск их погас.

— Скажите определенно, сударыня, чего вы от меня хотите, — предложила она, — и тогда я посмотрю, чем могу быть вам полезной.

— Я хочу, — заявила г-жа Дюбарри, — чтобы вы, сударыня, представили меня в Версале, и не останусь перед вами в долгу за час ужасных страданий, подобных тем, что вы перенесли сегодня утром.

Графиня Беарнская выслушала это не моргнув глазом.

— А что еще? — поинтересовалась она.

— Это все, сударыня. Теперь ваш черед.

— Я хотела бы, — начала графиня Беарнская с твердостью, которая свидетельствовала, что г-жа Дюбарри имеет дело с равноправным партнером, — получить двести тысяч ливров в качестве гарантии моего процесса.

— Но если вы выиграете процесс, то это уже будет, как мне представляется, четыреста тысяч.

— Нет, поскольку те двести тысяч ливров, из-за которых у меня тяжба с Салюсами, я считаю принадлежащими мне. А эти двести тысяч станут приятным добавлением к выпавшей мне чести познакомиться с вами.

— Хорошо, вы получите эти двести тысяч, сударыня. Что еще?

— У меня есть сын, которого я нежно люблю. В нашем роду все были военными, но рожденному командовать, как вы сами должны понять, сударыня, приходится служить простым солдатом. Мне нужна для моего сына рота немедленно и патент на чин полковника в будущем году.

— Кто заплатит за полк, сударыня?

— Король. Вы же понимаете, что если я истрачу на полк полученные двести тысяч ливров, то завтра окажусь так же бедна, как сейчас.

— В сумме это составит шестьсот тысяч ливров.

— Нет, четыреста, если предположить, что полк обойдется в двести тысяч, хотя я думаю, что это чересчур.

— Ладно, сударыня, это ваше желание тоже будет удовлетворено.

— И еще я хочу попросить у короля возмещения за мой туренский виноградник. Это четыре арпана великолепной земли, которую королевские инженеры одиннадцать лет назад отмежевали под канал.

— Но вам же за нее уплатили.

— Да, но по оценке экспертов. Я же оцениваю эту землю в два раза выше, чем было мне уплачено.

— Хорошо, вам заплатят вторично. Это все?

— Прошу прощения. Я, как вы можете догадаться, не при деньгах. А у меня должок мэтру Флажо — девять тысяч ливров.

— Девять тысяч?

— Что поделаешь. Мэтр Флажо — превосходный советчик.