Эльвира Барякина - Аргентинец

— Да ни за что!.. — сжимал кулаки Осип.

— Хотя я, наверное, неправ, — соглашался доктор. — Вас уже не переделать. Но когда ваш сын подрастет, вы отдадите его в хорошую школу, может, в университет — и он уж точно перейдет в наш лагерь.

Осип бесился, ругал доктора «буржуем недорезанным», но в его яростном сопротивлении Саблину чудилась неуверенность. Осип не мог не видеть, что революция полностью выродилась. Те, кто год назад кричал о социальной справедливости, сегодня вовсю пользовались пайком первой категории с партийными надбавками. В том числе и сам Осип — Любочка убедила его, что при такой напряженной работе нельзя плохо питаться: организм может не выдержать.

Саблину не требовалось вызывать Осипа на дуэль: товарищ Другов сам наказывал себя. Его все использовали, и чем выше он поднимался по карьерной лестнице, тем больше у него заводилось «друзей», тем настойчивее были просьбы и тем меньше оставалось времени на важные дела.

Любочка несколько раз заставала Осипа в компании с Маришей: они распивали на двоих маленькую зеленую бутылку.

— Вы что, пьянствовать вздумали?

Осип молчал, а Мариша оправдывалась:

— Зуб разболелся — надо бы водкой прополоскать.

— Скажи Антону Эмильевичу, он тебе доктора найдет.

— Ой, нет! К начальнику я не пойду. — Когда отменили слово «барин», Мариша стала звать хозяев начальниками.

Разругавшись с Осипом, Любочка шла к Саблину: ей надо было поделиться своими тревогами.

— По-моему, Мариша спивается… — говорила она, думая, конечно, о Другове.

Варфоломей Иванович прислушивался к двухголосному пению, доносящемуся из кухни. Мариша и Осип пели сосредоточенно, будто отбывали наказание.

— Ты должен повлиять на них! — настаивала Любочка. — Так ведь можно убить себя!

Саблин не глядел на нее.

— Если человек хочет погибнуть, ему никто не помешает. Ты-то должна понимать это лучше всех.

В отличие от других, Любочка враждовала не с окружающими, а с собой. Саблин удивлялся, почему он раньше не видел этого. Она старалась сгрести под себя как можно больше людей, вещей, возможностей, чтобы взобраться на эту гору и казаться хоть чуть-чуть, но более значительной. Ей было мало любви Саблина, потому что она не верила в нее. Трагическая двойственность: страстно мечтать о высоких чувствах, но в глубине души считать себя недостойной их. И вести себя так, как будто ты недостойна.

Как пережить чуму? Некоторые вырабатывают иммунитет и либо вовсе не заражаются, либо переносят болезнь с минимальными потерями. Именно им придется восстанавливать всё после эпидемии, которая может затянуться на долгие годы.

Скорее всего, и у большевистской чумы будут благие последствия. Человечество надо рассматривать как тело, а отдельных людей — как клетки. Когда некоторые из них заболевают, организм отторгает их для того, чтобы оставшиеся могли жить и развиваться. Одним из последствий Черной Смерти стала эпоха Возрождения. Выяснив, что молитва не всесильна, а покаяние не лечебно, люди стали интересоваться, как устроен этот мир, и постепенно, шаг за шагом, в течение нескольких веков не только воссоздали достижения Античности, но и превзошли их.

Жаль только, что в масштабе истории твоя судьба значит не больше, чем судьба клетки, живущей где-нибудь в районе копчика: придет время, и ее смахнут на пол, почесавшись.

Из-за угла показалась троица: мужчина и двое женщин. Саблин пригляделся: Любочка и… — он не поверил своим глазам — Клим? Нина?

Варфоломей Иванович захромал им навстречу:

— Живы?! Господи, вот радость-то! Как вы? Какими судьбами?!

Любочка тревожно огляделась по сторонам:

— Пойдемте в дом. Варфоломей, им некуда идти, и они будут жить у нас: я всё устрою.

— Пельмени должны быть такие, как их делают в Пермской губернии, — говорила Любочка, раскладывая яства по тарелкам. — Размером с грецкий орех, с тонким, как полотно, тестом и начинкой из свинины пополам с филейной частью говядины. Заправляем все сливками с луком — а его надо рубить так мелко, чтобы получилась однородная кашица. Варить пельмени следует в телячьем бульоне, а потом поливать красным квасным уксусом и посыпать перцем и толченой петрушкой.

Тепло и сытость, покой и уют. Нина сидела на диване, спрятав руки под коленками: стыдно было, что в кожу вокруг ногтей въелась черная грязь. Любочкино богатство вызывало возмущение, но ее доброта обезоруживала.

— Пойдемте, я покажу вам вашу комнату, — сказала она и отвела Нину и Клима в маленькую, обшитую деревом горенку, расположенную над крыльцом. — У папы тут раньше что-то вроде кладовой было.

— Твой отец не станет возражать, что мы к вам подселились? — спросил Клим, когда Любочка рассказала ему, что случилось с Антоном Эмильевичем.

— Ну что ты болтаешь? Ты же ему племянник!

— А что скажет твой новый муж?

— Ничего.

— Ты их всех под каблук подмяла?

Любочка подкатила глаза:

— Ох, ты неисправим!

Когда-то у Нины не было ближе подруги. И теперь Любочка делала то, что положено по отношению к близким людям: делилась едой и кровом… Пока Клим мылся в ванной, они вместе вставляли зимние рамы и заклеивали щели бумагой. И все же Нина ничего не могла с собой поделать: она не испытывала благодарности к Любочке.

Та рассказывала, что за лето насушила целые снопы полезных трав: от зверобоя до брусничного листа. В погребе у нее стояли обложенные соломой кадушки с кислыми яблоками, солеными помидорами и огурцами.

— Там такой аромат — голова кругом, — хвасталась Любочка. — Зимой будем жить как цари.

Нина натянуто улыбалась и тщательно выбирала слова, отвечая на расспросы.

Откуда такое недоверие? Ведь Любочка не давала ни малейшего повода для подозрений. И тем не менее Нина чувствовала себя как Аленушка из сказки, которая попала к Бабе-яге: та ее кормит, парит в баньке, а сама только и ждет, чтобы съесть. Дело было в том, что Любочка могла предать — как уже предала Саблина, как предала вообще все.

Любочка принесла подушки и одеяло.

— Вы как будете спать — вместе?

Нина кивнула.

— Что у тебя с Осипом? — не выдержав, спросила она.

Любочка отложила наволочку, посмотрела серьезно:

— Любовь. Страшная. До хруста костей.

— А с Саблиным?

— Я его тоже очень люблю. Каждого по-своему.

— Но как?..

Нина представила, что Клим любил бы двух женщин: одну — умную, а другую — красивую. Боже, боже…

Любочка внимательно наблюдала за ней.

— Когда-нибудь ты поймешь. Я тебя слишком хорошо знаю: тебе очень важен комфорт, уют, деньги, наконец. А Клим не сможете тебе этого дать, и…

— Это не его вина, что произошла революция! — перебила Нина.

Любочка рассмеялась: