Георгий Свиридов - Ринг за колючей проволокой

— Его звали Григорием?

— Да. Ты его знал?

— Нет. Но слышал о нем.

— Это был настоящий герой!

— Еще бы! — воскликнул Ломакин. — Он вел себя, как подобает Герою Советского Союза.

— Да, за такие дела следует награждать званием Героя.

— Почему следует? — Юрий удивленно поднял опаленные брови. — Он и был Героем Советского Союза.

Узники поразились. Это было для них открытием. Андрей подался вперед. Неужели Григорий был Героем? Он об этом никогда не говорил.

Ломакин рассказал все, что знал о Екимове. Летом 1944 года, незадолго до пленения, он читал Указ Верховного Совета о присвоении старшему сержанту Григорию Екимову звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда.

— В нашей фронтовой газете «В бой за Родину» о нем много писали, — добавил молчавший до сих пор Володя. — Даже стихи.

— Ты прочти их, — сказал Юрий. — Эти стихи Володя, часто читал в нашем лагере.

Коваленко встал. Юношеское лицо его стало еще суровее:

Узники плотнее обступили Ломакина и Коваленко. Андрей жадно ловил каждое слово.

Коваленко умолк, улыбнулся и сел на свое место. В бараке стало тихо. Было слышно, как по крыше монотонно барабанит дождь.

— А вы разве не знали? — спросил Юрий.

Котов отрицательно покачал головой:

— Думаю, что и сам Григорий об этом не знал. Ты когда читал Указ?

Юрий подумал и твердо ответил:

— В июле сорок четвертого года. Правда, Володя? Коваленко подтвердил:

— Да, в июле. Сообщалось, что присвоено посмертно.

— Он был тяжело ранен, — задумчиво произнес Котов, — и попал в плен весною сорок четвертого. Выходит, он не мог знать про Указ…

Утром в барак пришли два офицера СС. Они увели Юрия Ломакина и Володю Коваленко. Узники долго смотрели им вслед. «Если будут вешать, то поведут в карцер и продержат до вечера», — подумал Андрей.

Но их повели мимо дверей карцера. Неужели опять в гестапо, на допрос?

Нет, Юрия и Володю вывели из лагеря, провели мимо угловой вышки. Оттуда дорога шла к «Хитрому домику».

— Вот вы куда, сволочи, ведете! — умышленно громко крикнул Юрий.

Эсэсовец, шедший впереди, остановился и широко замахнулся кулаком.

— Швайне! Лос!

На глазах у многих заключенных, работавших поблизости, Юрий Ломакин подскочил к офицеру:

— Я тебя… гад! — и, выхватив нож, в одно мгновенье располосовал ему горло.

Владимир кинулся на второго. Но тот успел выхватить пистолет и выстрелил. Но Коваленко все же успел вцепиться в палача. Тот еще раз выстрелил, и Володя упал. Но тут подлетел Юрий, Он бросился, как тигр, на фашиста. Палач выстрелил в упор и вместе с Ломакиным свалился на землю.

Со всех сторон к месту сбегались охранники. С пистолетом в руках примчался лагерфюрер Шуберт.

Перед ним лежали два русских героя и два фашистских офицера. У одного перерезано горло, а второй, окровавленный, вопит о помощи.

— Машину! Врача! — закричал истерически Шуберт. Гонцы побежали в больницу и в гараж. В больнице врачи никак «не могли» собрать нужный инструмент и медикаменты. А у работавших в гараже заключенных мотор «не заводился».

Когда, наконец, подоспели медики, один офицер скончался, а второй истекал кровью…

Четвертого апреля, после утренней поверки, узников оставили в лагере. Ни одну команду не выпустили за колючую проволоку. Все работы прекратились. На территорию лагеря вошли эсэсовские патрули. В Бухенвальде объявлено военное положение.

Днем полковник Пистер собрал всех заключенных немцев и выступил перед ними с речью.

— Я располагаю сведениями, — сказал он, — что иностранцы, особенно русские, имеют оружие и собираются: во-первых, перебить всех немцев в лагере и, во-вторых, поднять восстание. Со своей стороны, я гарантирую вам жизнь, если вы, немцы, поможете мне, немцу, сохранить здесь порядок и дисциплину до последнего дня.

А вечером Пистер, вопреки обещанию «сохранять порядок», объявил приказ:

— Всем евреям немедленно со своими вещами явиться к главным воротам для эвакуации!

Лагерь пришел в движение: приказ означал начало массового уничтожения. Каждый заключенный понимал, что эвакуация — это смерть. У гитлеровцев почти не оставалось подвластной им территории. Германия задыхалась между двумя фронтами. Ее армии целыми воинскими подразделениями сдавались в плен. Куда же могли гитлеровцы эвакуировать шестьдесят тысяч человек? Только на тот свет. Они и торопились это сделать.

Подпольный интернациональный центр бросил клич:

— Все против эсэсовцев!

Последовал повторный приказ коменданта:

— Евреям к шести часам вечера выстроиться на аппель-плаце!

Узников охватила паника: сегодня берут евреев, завтра — русских, а потом остальных… Над лагерем стояли крики, мольбы, плач, проклятья… Евреи, а их за последние месяцы прибыло в Бухенвальд из различных концлагерей более двенадцати тысяч, прятались куда могли: забивались в дальние углы бараков под нары, лезли на чердак, запирались в уборных, спускались в канализационные трубы. Многие ложились в кучи мертвецов.

Заключенные других национальностей помогали евреям укрыться в надежных местах, давали им красные треугольники с буквой «R» — русские.

В пустом двенадцатом блоке антифашисты спрятали большую группу еврейских товарищей. Среди них было много врачей.

Андрей пробрался в двенадцатый блок, отыскал Соколовского.

— Идемте в наш барак. Там надежнее.

Но он отказался:

— Спасибо, Андрей, я останусь со своими.

Стрелки часов, установленных на главной башне; приближались к цифре «шесть». В отдельных блоках, где подпольные группы были малочисленными, забегали старосты и их помощники. Спасая свои шкуры, они стали дубинками выгонять евреев из бараков и гнать их на центральную площадь…

В сорок второй блок прибежал связной от подпольного русского центра. Он отвел в сторону Мищенко и Андрея и передал приказ Ивана Ивановича: «Немедленно собирать своих людей и вооружаться всем, чем только можно. Центр принял решение: не допустить уничтожения евреев. Будьте готовы действовать. Возможно, сегодня ночью выступим. Ждите указаний!»

Приказ центра моментально стал известен всем русским. Советские военнопленные стали спешно вооружаться, доставать тайно припрятанное оружие: железные прутья, самодельные ножи, плоскогубцы, палки и камни.