Андрей Жвалевский - Москвест

Сейчас он имел право так разговаривать с этим… делягой.

— Да господь с тобой! Ее ж даже не похоронили на кладбище, самоубийца же…

— А что-нибудь… Любой документ, который подтверждает, что Астахов женился на Ольге?

Профессор прищурившись смотрел на Мишку.

— Что мне за это будет? — отрывисто спросил он.

— Достаньте. Клянусь, вы не пожалеете, — ответил Мишка.

План у Мишки был простой. Он берет документ, возвращается к Маше, показывает ей его, та понимает, что Астахов — козел, и они вместе возвращаются домой.

Мишка несся по дождливой Москве, чуть не сшибая прохожих… Он не пытался анализировать, почему, когда он узнал о том, что не Маша вышла замуж за Астахова, он испытал такое облегчение. Значит, это не она родила ему троих детей! А она…

Тут Мишка остановился. А она уже восемьдесят лет как в могиле…

— Идиот! — Мишка стукнул себя по лбу. — И как я собираюсь к ней вернуться???

И наверное первый раз в своей подростковой жизни Мишка разревелся в голос.

Вечером Мишка впервые отказался рассказывать «сказку на ночь». Здоровяк Утюг даже встряхнул его пару раз, приложив затылком об стенку, но Мишка только молчал. Ему все равно. Пусть его бьют. Пусть вообще убьют. Ему все равно. А рассказывать он ничего не будет.

Тошно ему рассказывать.

Мишка не помнил, как они с Климом оказались одни в коридоре. Наверное, Клим его выволок. Ну и ладно. Для начала Клим обложил его — витиевато и очень обидно. Даже в своем нынешнем состоянии Мишка возмутился.

Ответил почему-то ругательством из голливудского фильма. Клим, как ни странно, понял, что это именно ругательство. Одобрительно кивнул и сказал уже мягче:

— Другое дело! Пойдем, расскажешь пацанам…

— Отвали! Не буду я ничего рассказывать! Клоуна нашли!

— Расскажешь! — с нажимом повторил Клим. — Тебе же самому надо… чтобы внутри не порвало, ясно?

И вдруг Мишка понял: надо рассказать. Пусть под видом дурацкой байки, «сказки на ночь»… Иначе правда порвет…

Это получилась самая долгая сказка из тех, что Мишка рассказывал своим соседям по подвалу. Про то, как парень и девчонка из будущего нахамили истории, как история им отомстила. Как сначала за путешественниками приглядывал Городовой, но чем дальше, тем реже. Как они прыгали из века в век под колокольный звон. Как однажды девчонка осталась, потому что… потому что поверила одному козлу. А парень пошел дальше. И не смог вернуться, хотя очень хотел…

Слушали внимательно. Когда Мишка дошел до места, где Маша говорит: «Нет, я остаюсь», чувствительный Пузырь даже носом шмыгнул — и никто смеяться не стал.

— И вот сидит теперь этот путешественник по времени, — уныло закончил Мишка, — в 1934 году. И не знает, как назад вернуться…

Он замолчал. Все ждали продолжения. Первым не выдержал Пузырь:

— Так нечестно! Так кончать нельзя! Он должен способ найти! Не может быть, чтобы способа не было!

Беспризорников как прорвало. Они накидали кучу способов перемещения назад по времени, один безумнее другого. Например, Утюг предложил под звон колокола пятиться назад — тогда точно вернешься в прошлое. Правда, были и более-менее разумные предложения. Например, кто-то (Мишка не заметил кто) посоветовал еще раз обматерить историю. Если в тот раз сработало, то и сейчас должно.

Мишке идея так понравилась, что он немедленно высказал все, что думал об истории, историках и исторических личностях. «Пусть хоть к Долгорукому забрасывает, — лихорадочно думал он. — Теперь я знаю, как вперед по времени перемещаться… Доберусь потихоньку!».

Но не сработало. То ли история занята более важными делами, то ли ругать ее нужно непременно в Кремле.

И тут в разговор вступил Клим, который до того в обсуждении не участвовал.

— А этот… Городовой… Он когда появлялся?

— Ну… когда эти двое пытались ход истории поменять.

— И тогда он их переносил по времени?

— Ну да… Но на чуть-чуть… — у Мишки вдруг начало бешено колотиться сердце.

Кажется, это выход. Вот бы еще понять, как вмешаться в ход истории… Вокруг и без Городового полно милиционеров…

— Ша, — сказал Клим. — Хватит сказок. Всем спать!..

Мишка брел по городу и смотрел по сторонам. Раньше многое можно было услышать из разговоров горожан. Сейчас все были нахохленные и закрытые. Не общались, не улыбались. Даже на рынках почти тихо. Просто стоят люди за прилавками. Молча. Ни тебе гомона, ни нахваливания своего товара, ни ругани. Порядок…

Что же такого сделать, чтоб история обратила на него внимание?

Мишка дошел до Сухаревской площади и воткнулся в небольшую толпу. Толпа стояла молча, не гомоня и не комментируя происходящее. Мишка проследил за взглядами и обнаружил, что с Сухаревой башни снимают часы.

— Сломались, что ли? — спросил он.

Кто-то хмыкнул.

Мишка вспомнил, как зарисовывал эту башню в прошлом веке, как радовалась Маша, как потом их приняли за шпионов… Почему-то эта башня стала для него родной.

— Жалко ее… — тихо сказал женский голос.

— Да ладно, — бодро ответил Мишка, — часы починят и обратно повесят.

Кто-то опять хмыкнул, а женщина горестно вздохнула. У Мишки появилось гадкое предчувствие. Ощущение, что вокруг происходит какая-то мерзость…

— Не могут же ее сломать! — воскликнул Мишка и обмер. Он только сейчас сообразил, что в Москве XXI века нет Сухаревой башни… — Да вы что, одурели, что ли? — Мишка посмотрел по сторонам, но все, кто стоял вокруг, тщательно отводили глаза. — Вы что, вот так просто позволите ее снести?

— А что…

— А как…

— Уже решили…

Люди шептали себе под нос и разбегались в панике. Мишка озверел. Мало того, что Маши рядом нет, так еще и рушат здание, которым они любовались вместе!

— Не смейте! — заорал он и двинулся на рабочих. — Не смейте! История вам этого не простит!

Запала хватило на полчаса. Он кричал, умолял и даже пытался стать на колени.

Сначала люди просто крутили пальцем у виска, и сторонились странного паренька. Но по мере того, как Мишка увлекался и кричал все громче, лица прохожих становились все более и более испуганными.

К Мишке резво подскочил человек в штатском, пытался вразумить, но Мишка только отмахнулся.

— Да идите вы отсюда! Не боюсь я вас! Вы мне ничего сделать не можете!!!

Человек моргнул и отошел.

Мишка приободрился, но тут же почувствовал, что тяжелая рука взяла его за шиворот.

— Что ж ты тут контрреволюцию разводишь, а?

Над Мишкой нависал здоровый бугай с багровым от возмущения лицом.

— Почему контрреволюцию? — опешил Мишка. — Я башню хочу спасти!

— Партия и правительство заботятся о нас, город от рухляди расчищают! А ты тут волну гонишь!

— Башня — не рухлядь! Это памятник! Ее нельзя сносить.