Ольга Крючкова - Меровинги. Король Австразии

Осознав, что на сей раз Жьен обречен, горстка мятежников под предводительством Галениуса решилась на отчаянный шаг: спустившись со стены, все оставшиеся в живых вестготы и галлы выстроились с внутренней стороны главных городских ворот, приготовившись к последнему бою. Галениус отдал приказ:

– Открыть ворота!

Огромные металлические задвижки тотчас были сняты, створки ворот со скрипом распахнулись, и защитники города увидели перед собой франков, готовивших в этот момент таран-бефрой к штурму.

– Вперед! За мной! – взревел Галениус. – Смерть франкам!..

Горстка храбрецов бросилась на врага. Франки, устанавливавшие бефрой, опешили от неожиданности, но, быстро придя в себя, тоже обнажили мечи и вступили в ожесточенную схватку с бунтовщиками.

Галениус, размахивая боевым топором направо и налево, отбивался сразу от двух франков. Вдруг он ощутил сильный удар по голове со стороны затылка. Перед глазами все поплыло, оружие выпало из рук, ноги обмякли и подкосились, сознание отключилось… Над ним, крепко сжимая секиру и торжествующе ухмыляясь, склонился Таррагон. Ему удалось исполнить королевский приказ: взять человека, облаченного в рогатый франкский шлем, живым!..

Амфитеатр Суассона изрядно пополнился пленными вестготами и галлами. Хлодвиг, ни минуты не сомневавшийся, что Таррагон подавит мятеж, щедро отблагодарил верного военачальника дарами из личной сокровищницы.

Дерзкому же Галениусу была уготована та же участь, что и другим пленным мятежникам, – погибнуть на арене амфитеатра на потеху публике.

И вот день объявленного накануне представления настал. Хлодвиг расположился на северной трибуне в окружении преданной свиты. Клотильда же, как истинная христианка и противница жестоких зрелищ, составить ему компанию отказалась.

Когда решетка подземного хода поднялась, на арену один за другим вышли десять пленников. Хлодвиг приказал выпустить их на место схватки в том же одеянии, в каком они были взяты в плен, и теперь большинство из них стояли перед зрителями в грязных туниках и без оружия, представляя собой довольно жалкое зрелище. Кожаные нагрудники имелись только у Галениуса и еще нескольких вестготов, но вряд ли они теперь могли хоть чем-нибудь помочь своим хозяевам.

Меж тем решетка вновь поднялась, выпустив на свободу свору разъяренных голодных медведей. Публика зашлась в ликующих воплях…

– О, госпожа, говорят, представление было кошмарным! Медведи живьем раздирали пленников на части, а те даже не могли оказать сопротивления, ибо были безоружны и очень ослаблены: их специально не кормили несколько дней! – с расширенными от ужаса глазами передавала королеве циркулировавшие в резиденции разговоры ее камеристка, стараясь говорить как можно тише.

– Да, вот уж поистине – край дикарей! – воскликнула, соглашаясь, Клотильда.

Гнев новоявленной королевы нарастал с каждым днем. Мало того, что отец, не посчитавшись с мнением любимой дочери, выдал ее замуж за Хлодвига – пусть и могущественного короля, но по сути жестокого варвара, устраивающего бои, никоим образом не соответствующие христианским канонам… Так муж еще и изменяет ей!

– Одрия, ты выполнила мое поручение? – сменила бургундка тему.

– Не извольте сомневаться, моя госпожа! – угодливо поклонилась камеристка и вновь возбужденно зашептала: – Вчера поздно вечером господин король проследовал в покои наложницы Амалаберги и пробыл там до утра…

Клотильда, побледнев от ярости, возмутилась:

– Выходит, Хлодвиг посещает ее почти каждый день, а мне – своей венчанной перед Богом и людьми супруге – не уделяет внимания совершенно?!

– Госпожа, это все потому, что ваш супруг – арианин, а не христианин, – подлила масла в огонь Одрия.

– Не смей судить о том, в чем ничего не смыслишь! – Вспылила Клотильда, но тут же взяла себя в руки и примирительно сказала: – Впрочем, наверное, ты права… Но тогда я должна настоять, чтобы Хлодвиг принял мою, истинную веру. В конце концов, задета моя гордость! Я не желаю терпеть измен с его стороны, да еще на глазах всех подданных! А для ариан святые узы супружества ничего, видимо, не значат!

– Но, госпожа, король Хлодвиг навещает всего лишь свою бывшую жену, мать его ребенка… – снова «успокоила» хозяйку камеристка.

– Не говори мне больше об этом никогда, если не хочешь испытать моего гнева! – Взорвалась молодая королева. – Я – единственная законная жена Хлодвига, и желаю таковой и оставаться! Амалаберга же всегда была для него только наложницей, а признавать арианское бракосочетание законным я не намерена! И, разумеется, ее отродье – мальчишка, прижитый от моего супруга, не может считаться наследником трона! Он – бастард!.. Пожалуй, надо пригласить сюда отца Ремигия – я должна посоветоваться с ним… – закончила она свой гневный монолог неожиданно спокойно и замолчала, крепко о чем-то задумавшись…

Отец Ремигий, личный духовник Клотильды, прибыл из Бургундии в Суассон. Он испытывал к девушке безмерное чувство благодарности: ведь она, будучи принцессой Бургундии, заметила и приблизила к себе именно его! Ему чрезвычайно льстил статус личного духовника дочери самого короля Хильперика, а тут жизнь совершила и вовсе счастливый поворот: послушная и набожная Клотильда превратилась из принцессы в королеву!

Отправляясь в Суассон, город, хотя и управляемый королем-арианином, но насчитывающий множество христианских храмов, отец Ремигий лелеял тайную надежду, что богатая франкская столица вознесет его на еще более высокие ступени столь желаемой им славы.

Явившись по приглашению Клотильды в ее покои, он первым делом обратил внимание на припухшие (явно от слез) глаза своей духовной дочери.

– Что случилось, дитя мое? – проникновенно вопросил Ремигий с порога. Но тут же смущенно поправился: – О, простите… Моя королева!

– Благословите меня, святой отец! – Клотильда радостно бросилась навстречу духовнику и благоговейно опустилась перед ним на колени.

Ремигий буквально затрепетал от переполнивших его душу гордости и восторга: коленопреклоненная королева оказывает ему, скромному бургундскому священнослужителю, безграничные доверие и уважение! Стараясь ничем не выдать обуревавших его чувств, он степенно перекрестил духовную дочь двумя перстами:

– Благослови вас Господь, моя королева! Однако что же, позвольте осведомиться, вас столь встревожило, что вы решили послать за мной?

– Мой супруг. Вернее, его поведение, вызванное поклонением еретическому арианству!

– О да, арианство было объявлено ересью еще сто лет назад, – поддакнул Ремигий. – В Риме давно уже никто не почитает Логоса…