Ольга Крючкова - Меровинги. Король Австразии

Через отверстие в крыше [87]проникали ласковые лучи весеннего солнца. Вкупе с благоуханием розовых лепестков они довели Гундобальда до нужного ему состояния: он почувствовал прилив сил и желания. Приблизившись к парапету, дофин обеими руками ухватил одну из наложниц за талию и увлек к себе в воду. Привыкшая к подобным играм девушка тотчас обвила тело господина ногами и начала мягко покусывать мочку его уха, еще более побуждая тем самым к любовным утехам.

Задрав мокрую ткань туники прелестницы, Гундобальд крепко обхватил ее за обнаженные ягодицы и, войдя в горячую женскую плоть, принялся ритмично покачиваться. Наложница, подыгрывая повелителю, начала сладострастно вскрикивать и даже слегка запрокинула голову назад, всем видом показывая, насколько ей все это приятно. Скинув одежду, вторая наложница тоже спустилась в воду, привычно приблизилась к господину сзади, обняла за плечи и, покачиваясь в такт совершаемому любовному акту, стала ласкать его спину прикосновениями своего молодого тела.

Достигнув апогея, Гундобальд взревел подобно быку и выпустил партнершу из рук. Потом, отдышавшись, не спеша покинул бассейн и растянулся на заранее выложенных на полу неподалеку от бассейна подушках.

Спустя какое-то время в купальню вошел шамбеллан.

– Мой повелитель, к вам послы из Ахена, – доложил он.

Гундобальд, возлежавший уже в окружении обнаженных наложниц, недовольно ответил:

– Проводи их в зал, пусть ожидают…

Шамбеллан с поклоном удалился, ничуть не смутившись увиденной сценой: хозяин, во всем подражавший римлянам, давно уже не стеснялся заниматься любовными утехами прямо на глазах у слуг и рабов.

…Когда Гундобальд облачился в расшитую золотом терракотовую тунику, кастелян водрузил ему на голову золотую диадему, накинул поверх туники плащ из тончайшего шелка, скрепил его на плече фибулой и удовлетворенно кивнул: теперь господин готов к приему гостей.

Дофин вошел в атриум [88]в тот момент, когда послы с любопытством рассматривали расписной сводчатый потолок с изображением Минервы [89].

– Счастлив приветствовать вас в моих владениях! – громко произнес он.

Гости, поглощенные любованием росписи, встрепенулись и склонились в почтительном поклоне.

– Мы – послы короля Теодориха, правителя Австразийского королевства, – представился один из них.

Подобно венценосному брату Сигизмунду, Гундобальд неделю назад тоже уже получил послание от Парсифлония, так что был готов к этой встрече.

– Для меня большая честь – принимать посланников молодого короля!

Здесь Гундобальд несколько преувеличил, ибо прекрасно знал, сколько на самом деле лет новоиспеченному королю. Однако сейчас это было неважно: главное, появилась возможность приблизиться к власти. Дофин нисколько не сомневался, что сможет манипулировать «волосатым франком» при помощи красавицы-дочери.

Суавегота сняла тяжелое ожерелье и протянула его служанке, а сама направилась в малый зал виллы, где ее с нетерпением поджидали четыре чирнеко [90]. Девушка любила этих небольших рыжих шустрых собачек с острыми стоячими ушками и заостренными мордочками. Отец рассказывал ей в детстве, что порода чирнеко берет начало от самой фараоновой собаки и потому владение представителями этой породы считается почетным и престижным.

Для ухода за приобретенными питомцами Гундобальд нанял разбирающихся в этом деле людей, и вскоре чирнеко начали благополучно размножаться в Иер-сюр-Амби. Потом предприимчивый дофин поставлял щенков в Нарбонскую Галлию, где влияние Рима было по-прежнему велико, вследствие чего многие местные патриции стремились во всем подражать метрополии, особенно в плане роскоши.

Таким образом, казна Гундобальда регулярно пополнялась не только благодаря продаже вина, смол и добываемого в здешних горах серебра, но и за счет выгодного сбыта щенков дорогой породы. Однако хотя дофин и имел практически все, о чем только может мечтать простой смертный, ему хотелось большего: короны и реальной власти. И ради этого он готов был пойти на все.

Суавегота поманила собак и прошла с ними в длинную сводчатую галерею, соединяющую дом с садом. Выйдя на воздух, она с удовольствием вдохнула его полной грудью, а потом проследовала к стоявшей в тени дерева деревянной резной скамье и опустилась на нее. Тотчас подошла служанка с большим серебряным блюдом, заполненным кусочками мяса. Собаки дружно завиляли короткими хвостиками в ожидании вожделенного лакомства.

Поставив блюдо на скамью, служанка удалилась, а Суавегота начала кидать кусочки мяса своим питомцам. Те же, высоко подпрыгивая и стараясь опередить друг друга, принялись на лету ловить лакомство и проглатывать его практически не жуя. Когда блюдо опустело, девушка омыла руки в чаше, принесенной все той же расторопной служанкой, обсушила их платком и, попрощавшись с собаками, которых тут же увел слуга, направилась в сторону небольшой базилики, построенной еще ее дедом.

Миновав неф [91], Суавегота очутилась в прохладном помещении, и на миг ей показалось, что она переступила через невидимую черту времен и чудесным образом перенеслась в прошлое. Наверное, ее мать Виктория тоже предпочитала молиться в базилике, а не в домашней молельне, считая, что возносимые отсюда молитвы Бог услышит быстрее…

Поделившись с Господом самыми сокровенными мыслями и желаниями, Суавегота перекрестилась и через противоположный неф вышла на залитый солнцем внутренний дворик. И уже оттуда по огибающей фонтан дорожке, выложенной местным горным камнем и усаженной с обеих сторон цветами, вернулась через ту же галерею в свои покои.

Девушка волновалась: сердце подсказывало, что сегодняшние послы-сваты станут последними в ее жизни и что совсем скоро ее ждет замужество. Она присела на уголок кровати, бросила взгляд на стену и машинально пробормотала:

– Ну вот, не успела обновить роспись… Драгоценные камни [92]совсем поблекли. И вряд ли уж смогу теперь этим заняться…

Почти целый день Теодорих не отрывал взгляд от миниатюрного портрета Суавеготы, любезно предоставленного ему Парсифлонием. Черные волосы, уложенные в причудливую прическу, карие миндалевидные глаза… Девушка с портрета, несмотря на явно юный возраст в момент ее запечатления художником, выглядела уверенной в себе особой и – полной противоположностью покойной Эстер. Тем не менее, облик будущей супруги пришелся Теодориху по нраву, а длительное и пристальное разглядывание миниатюры навело сперва на лирические размышления, и потом – неожиданно! – и на плотские. «Уж коли лицом столь хороша, то какова же, интересно, телом?» – подумалось ему вдруг. И сразу после этого, ощутив нахлынувшую волну желания, король послал слугу за Ламентией, дочерью шамбеллана.