Ольга Крючкова - Меровинги. Король Австразии

Теодорих молча долго смотрел на сломленного и постаревшего противника. Наконец спросил:

– Ты и впрямь надеешься, что я сохраню тебе жизнь, поскольку когда-то мы были союзниками и я взял твою дочь в наложницы?

– Но ты же обещал! – с жаром воскликнул Герменфред. – Неужели нарушишь королевское слово?

Теодорих зло рассмеялся.

– И это говоришь мне ты?! – Он гневно воззрился на пленника. – Король, лишившийся всех своих владений?! Король, первым нарушивший договор?! Или ты уже забыл, как уничтожил моих людей во Фрейбурге?

Герменфреда охватили страх и отчаяние.

– Пощади меня! Зачем тебе моя смерть? Ты и так получил все, что хотел, – залепетал он скороговоркой.

– До чего ж ты жалок! – скривился король Австразии. – Даже достойно умереть не способен!

Поняв, что его судьба решена, Герменфред поднял на него поблекшие глаза и взмолился:

– Прошу об одном: пощади хоть Аудоверу!

– Я отдам ее одному из своих букелариев. Думаю, ему будет лестно иметь в наложницах бывшую королеву, да к тому же племянницу Теодориха Великого.

– Тогда закончим разговор. Надеюсь, твой меч хорошо отточен…

– Не сомневайся! – заверил Теодорих и извлек из ножен верную «Разящую молнию».

В следующее мгновение клинок сверкнул в воздухе, и обезглавленное тело бывшего короля Тюрингии рухнуло вниз. Голова откатилась в дальний угол шатра, залив кровью устилавшие землю шкуры.

Теодорих и его дружина, отягощенные грузом трофеев, вернулись во Фрейбург, где воины тотчас принялись пировать победу и наслаждаться невинностью юных дев, дочерей знатных тюригнов. Однако в разгар пира из Реймса прибыл гонец и сообщил Теодориху две новости. Первая новость была приятной и долгожданной: Гертруда удачно разрешилась от бремени мальчиком. Вторая же опечалила короля: Суавеготу сразил сильный недуг.

На следующий день Теодорих назначил наместником Тюрингии букелария Храмна, оставил ему часть дружины для охраны города и почти всю свою добычу, дабы не мешала в пути, а сам спешно отбыл в Реймс.

Спустя три дня он уже слышал знакомый перезвон колоколов Реймского собора. Под восторженные крики горожан, обожавших своего повелителя, королевский кортеж проследовал в город и вскоре достиг резиденции. Не переодеваясь, Теодорих сразу устремился в покои жены.

Теодехильда, увидев отца, разразилась рыданиями и прильнула к его плечу.

– Благодарю вас, отец, что приехали, – сказала она, утирая слезы. – У матушки сейчас лекари…

– Что они говорят? В чем причина недуга? – взволнованно спросил Теодорих.

– Они не в силах понять причину, – горько посетовала дочь, – и оттого не могут определиться с лечением.

Теодорих почувствовал, что мозаичный пол уходит у него из-под ног. Только сейчас он понял, до какой степени ему дорога Суавегота.

Он резко отворил дверь и шагнул в спальню жены. Стоявшие подле ее ложа три лекаря, увидев короля, почтительно ему поклонились и деликатно удалились в противоположный угол комнаты.

Лицо королевы было мертвенно бледным, глаза глубоко запали, кожа вокруг них почернела. В первую минуту Теодорих даже не узнал супругу.

– Суавегота! – прошептал он мгновением позже и, опустившись на колени перед ее ложем, прильнул к бледной, безвольно свесившейся руке.

Женщина с трудом открыла глаза.

– Теодорих!.. – вымолвила она со слабой улыбкой. – Я рада, что ты застал меня живой…

Теодорих почувствовал, что из его груди вот-вот вырвутся рыдания. Он столько времени потратил на возвеличение короны Австразии и совершенно забыл при этом о жене! А теперь вот она уходит в иной мир… оставляет его…

– Не покидай меня! – взмолился Теодорих.

– Прости меня, – едва слышно попросила королева. – Прости за все…

В этот момент в покои вошел священник. Теодорих понял, что Суавегота хочет исповедоваться, ибо час ее близок, и поднялся.

Вслед за королем помещение покинули и лекари.

– Неужели нельзя ее спасти? – в отчаянии обратился к ним король в коридоре.

Все трое сконфуженно потупились. Потом самый старший из них виновато сказал:

– Все мы в руках Всевышнего.

Теодорих пришел в ярость.

– Если вы не излечите королеву, я прикажу вас казнить!

– Воля ваша, господин, – ответствовал старший лекарь. – Но вряд ли наша смерть исцелит королеву.

Не в силах более сдерживать захлестнувшее его чувство горечи, король устремился прочь. Однако не успел он достичь конца коридора, как его догнал один из лекарей.

– Выслушайте меня, повелитель!

Теодорих остановился и недовольно спросил.

– Что еще?

– Повелитель, я просто хотел поделиться с вами своими подозрениями…

– Это касается недуга королевы?

– Да, господин. Мне кажется… Я даже почти уверен, что он вызван ядом.

Красная пелена застлала взор короля, но он усилием воли взял себя в руки.

– Ты считаешь, что королеву отравили?

Лекарь утвердительно кивнул.

В голове Теодориха роем закружились мысли: «Кто? Зачем?! Кому понадобилось отравить королеву ядом?.. Она же никому не делала зла! Каждое воскресенье раздавала милостыню обездоленным… Всячески помогала им…» И вдруг страшная догадка озарила его: «Гертруда! Только она могла!.. Только ей выгодна смерть Суавеготы».

Гертруда, вполне уже оправившаяся от родов, готовилась к встрече с королем. Ей успели сообщить не только о его прибытии в Реймс, но и о том, что первым делом он направился в покои королевы. «Ничего, скоро все изменится, – торжествующе думала она. – Скоро Теодорих будет спешить только ко мне и к своему наследнику».

Когда король вихрем ворвался в ее покои, Гертруда, решив, что он снедаем любовным нетерпением, поспешила навстречу с раскрытыми объятиями. Однако Теодорих, словно и, не заметив ее, прямо с порога прошагал к детской люльке.

– Твой сын! – гордо произнесла наложница, приблизившись к повелителю. – Я назвала его Теодорихом. В твою честь…

Король, полюбовавшись малышом, перевел вмиг потяжелевший взор на нее, и она, интуитивно почувствовав беду, в страхе отступила. «Неужели он догадался?! Нет, не может быть!» – забилась в голове тревожная мысль. Вслух же она вкрадчиво осведомилась:

– Я провинилась перед тобой, мой господин? Тебе не нравится имя, которое я дала нашему мальчику?

Король резко схватил наложницу за руку и, крепко сжав ее, привлек к себе, чтобы заглянуть прямо в глаза.

– Ты… Ты… – он буквально задыхался от гнева. – Ты – змея, которую я пригрел на своей груди!

Гертруда побледнела, а кормилица и прислужница поспешно ретировались из комнаты.

– Я не понимаю причину твоего гнева, мой повелитель, – пролепетала наложница. – И мне больно… – она указала глазами на свою руку, которую король сжимал не в меру сильно.