Дмитрий Светлов - Медвежий замок

– А ганзамистр и управляющие делами? Разве они не могут решить спор между купцами?

– Оно им надо? Оберут до нитки и обоих пустят по миру. Были правдолюбцы, да кончились, невыгодное это дело.

– Что-то не верится, Конрад фон Аттендорн и Эберхард фон Ален с Хинрихом Плесковым произвели на меня хорошее впечатление.

– Конечно, даже малую печать дали. Ты найди полоцкого купца Мирошу, спроси, почему он оставил тебе корабль, а сам пешим ушел.

– Разве малая печать дается не всем?

– Эх, молодо-зелено! Ганзой правят девять семей, и печати даются только своим. Вас, с печатью, и восьми сотен не наберется.

– Ты говорил про купца Мирошу – что с ним случилось?

– Когда на Двине построили замок, полоцким купцам осталось только с Ригой торговать, вот Мироша и купил ганзейскую бирку.

– Что-то сделал неправильно? Завез запрещенные товары?

– В Ганзе нет запрещенных товаров. Его обвинили в подделке бирки, корабль и товары забрали, а самого пожалели и вывели за городские ворота.

Хрень непонятная! Человека обобрали и выставили из города, а Норманну почет и уважение, даже солдат дали. Почему? Товара на двух драккарах поменьше, чем на корабле, но стекло очень даже дорого. И сопротивления, сидя в трактире, не окажешь, блокируют, через три дня сам сдашься. По крышам только в кино бегают, хозяева домов обезопасили себя со всех сторон – от ворья, конечно. С крыши на крышу просто так не перебраться, и черепицу из гнезда не вытащить. Иначе жулье давно бы вычистило все городские дома.

За ласковой добротой боссов Ганзы должен скрываться какой-то корыстный расчет. И это никак не связано с привезенным стеклом или картой пути в Китай. Стекло могли забрать силой в первый же день, а про китайскую карту заговорили намного позже. Надо поспрашивать знающих людей, понять интересы Ганзы, почему Норманна не обобрали и не выставили за городские ворота. Он чужак, не немец, за него некому вступиться, вон хитрые итальянцы увильнули от рискованной поездки.

– Ты по многим морям плавал, знаешь путь в Севилью?

– Знаю, только там тебе делать нечего.

– Это еще почему?

– Товаров дешевых нет, а инквизиция прямо лютует.

– А что церкви неймется?

– Мавров на юг согнали, а простому люду некуда деваться. Что ни день, а чернокожий на костре.

– Просто так?

– Кого обвиняют в поедании детей, другого в поклонении нечистому. Человека сожгли, имущество и дом продали, а деньги церкви и королю.

– Ты говоришь о дорогих товарах, а мне обещали дешевые ткани и ковры.

– На ткани и ковры цены выше новгородских. Вот шелковая нить дешева, да кому она нужна.

– А ты что туда возил?

– Пеньку на корабельные тросы, парусину, деготь, мыло, плавленую смолу. Мед у них в большой цене.

– А обратно что?

– Золото взяли да на Крит за тканями пошли, отдают почти задарма, особенно если золотом платишь.

– По слухам в тех краях разбойников много.

– Э, мил-человек, ты сначала мимо нормандских берегов пройди. Вот где разбойников действительно много.

– А где эти нормандские берега?

– На запад от Кале, последнего города Ганзы. Нормандцы не дают кораблям прохода, грабят всех без разбора.

– Разве англичане не патрулируют свое побережье?

– Чем? Рыбачьими лодками? К тому же едва отбиваются от шотландцев и платят дань королю Франции.

– А французы? Почему не наводят порядок на своем побережье?

– Филиппу Шестому выгоден морской разбой, нормандцы, как и англичане, платят оммаж.

Ну и дела! Разбойники хозяйничают под боком у города Ганзы, а король со спокойным сердцем собирает с них дань! Если говорить современным языком, то выходит, что верховная власть откровенно «крышует» бандитов.

Рассказ Конрада Эйзена серьезно озадачил Руслана Артуровича Нормашова, взаимоотношения людей в этой жизни оказались совсем не простыми. И снова на первое место вышла грубая сила, прав или не прав, убил своего недруга или конкурента, и никто тебе слова не скажет. Про церковь и говорить нечего, в Любеке ведьм жгли регулярно, и почему-то только хорошеньких. Он не ханжа, прекрасно понимает местную церковную братву, которая держит у себя исключительно молодых и красивых служанок. Но других-то зачем сжигать? Или опять есть скрытые причины, в двадцать первом веке верить в экстрасенсов или наговоры может только шизофреник. Ради досужего любопытства сходил на казнь местного вора: мерзкое зрелище, палач отрубил голову только с третьего удара топором. Собравшийся народ тупо таращился, обсуждая между собой «подвиги» осужденного жулика.

Сотня кнехтов пришла походным строем в сопровождении пяти телег, на трех сложено оружие и имущество, на двух молоденькие жены офицеров в обнимку с тощими баулами.

– Они разместились в казарме у Макленбургских ворот, – сообщил Шушун. – Ждут какую-то бумагу от ганзамистра.

– Какое первое впечатление? Не заморыши?

– Нормально выглядят, по возрасту все молоды, явно не участвовали в сражениях.

– А офицеры?

– Командир Николаус фон Кюстров, полусотники Франц фон Марев и Дитрих фон Гренинг. Все молоды и женаты.

– Дай денег на питание и выплати жалованье вперед. Им же теплая одежда нужна, зима на носу.

– Нельзя много денег давать, они все родителям отправят.

– Замерзнут у нас, к Рождеству перемрет вся сотня. Сам купи и раздай.

– Это немцы! Я раздам, а они продадут и деньги отправят.

– Понял, закупи и загрузи на корабль. Кстати, а камнетесы? Мы о них не позаботились.

– Это ты не позаботился. Тюки с одеждой для них давно на корабле.

– Заноза ты, Шушун, нет подсказать да напомнить, так и норовишь подцепить меня.

– Не сердись, боярин, а учись. У тебя сегодня две сотни человек, а завтра тысяча. И все зависят от твоей воли.

– А помощники на что?

– Они-то? Деньги твои воровать.

– И ты воруешь?

– А на что я ем? Хозяйство мое далеко, а у меня и обновы куплены.

– Я тебя понял, не забудь и жене с детишками подарков набрать, и других корабельщиков порадуй, заслужили.

– Добрый ты не в меру. Мы же ткани продали, долю законную получили, а ты нам и свою часть отдаешь. Забалуемся.

– Тебе никак не угодить.

– Не надо угождать, мы договор подписали. Не серчай, ты порой хуже малого дитя. Помогаю я да удивляюсь твоему простодушию.

– Какой есть.

– Тебя каждый на свою сторону склонить хочет, а ты и поддаешься, гнешься то туда, то сюда. Стержня в тебе нет.

– Устроил мне проверку на вшивость?

– Поучаю тебя, боярин, моя жизнь от тебя зависит. Будешь ты богат да силен, и в моем доме хлеб-соль не переведется.

– Спасибо за эти слова. – Норманн поклонился на полном серьезе.

Шушун во всем прав, современная жизнь приносит сюрприз за сюрпризом, да еще непонятная доброта Ганзы. Ох, неспроста все это, кто бы подсказал, чего опасаться. В чистосердечное человеколюбие он не верил с самого детства. Вот отнять силой, нагадить, обмануть или обсчитать, этого сколько угодно, только выйди из дома.