Кристиан Жак - Пылающий меч

— Значит, ты приплыл с добрыми вестями?

— Позвольте мне вручить вам дары от Миноса Великого — боевой топор, украшенный грифонами, и кинжал с изображением льва, нацелившегося на добычу. Рукоять у него в виде головы быка, которую сделал своим знаком Минос Великий. [9] И топор, и кинжал были найдены в гробнице Яххотеп.

— Он жив?

— Он вернулся из пещер с ответом оракула, и не пощадил никого, кто хотел в его отсутствие завладеть престолом. Он желает вам мощи льва и волшебной силы грифонов, чтобы одолеть ваших врагов гиксосов.

— Если я правильно поняла, то отныне наших общих врагов?

— Крит признает вас своей владычицей, отдает себя под ваше покровительство и не платит больше дани гиксосам ни людьми, ни золотом. Повсюду, куда только доплывут моряки-критяне, они будут распространять весть о том, что царица Свобода воюет с владыкой гиксосов, который не в силах ей противостоять.

Он остался последним из военачальников, сражавшихся бок о бок с Яннасом во всех землях обширного царства гиксосов. К пятидесяти семи годам он был изранен, прославлен и жил аскетом в выделенных ему покоях с двумя слугами.

Его боевых товарищей или казнили, или отправили на каторгу, о существовании которой он до поры до времени не задумывался. А когда задумался, то стал запирать двери покрепче и пить. Но вино не разгоняло тяжелых мыслей. Вопросы все настойчивее стучали в виски.

Как случилось, что главный казначей посмел арестовать достойных воинов-гиксосов?!

Почему верховный владыка поддался злой воле сумасшедшего Хамуди, обуреваемого одной лишь алчностью?

Он должен отомстить за своих товарищей. Попросит Хамуди принять его, скажет, что хочет назвать предателей, которые до сих пор не схвачены, а когда окажется лицом к лицу с негодяем, вонзит в него кинжал.

План, хоть и не слишком хитроумный, но вполне действенный.

Старый военачальник крикнул служанке, чтобы принесла ему еще вина со специями.

Не дождавшись ответа, он вышел из покоя и обнаружил ее в коридоре. Она лежала на спине, посиневшая, с высунутым языком. Рядом с ней лежал ее муж, тоже задушенный.

— Не думай, что я о тебе забыла, — послышался голос, и из темноты вышла на свет госпожа Аберия.

Постаревший владыка гиксосов большую часть дня проводил в потайном покое, где царили холод и тьма.

Сюда к нему каждое утро приходил Хамуди с докладом и приносил новые списки то сановников, то чиновников, то военачальников.

— Ты ликвидировал всех сторонников Яннаса?

— Каждый день мы предаем смерти предателей царства гиксосов, господин.

— Я доволен, Хамуди. Уничтожь их всех до последнего. Подумать только, Яннас потребовал полноты власти! Он забыл, что любой гиксос повинуется мне беспрекословно.

— Благодаря госпоже Аберии мы расправились даже с теми заговорщиками, которые чувствовали себя в полной безопасности.

— Очень хорошо, главный казначей. Очищение — вот наша главная задача. Как только в Аварисе и в Дельте останутся лишь мои верные слуги, порядок вновь будет незыблем.

— Пришли недурные вести из Мемфиса. Ваша стратегия принесла успех. Военачальник, осаждающий город сообщает, что жители изнурены до крайности. Он спрашивает, хотите ли вы, чтобы войска гиксосов взяли город приступом?

— Нет, я хочу, чтобы бунтовщики и мятежники разложились и сгнили, превратившись в грязь. А потом мы просто сожжем город. Гниение — это главный закон жизни, Хамуди.

— Вести из Азии радуют еще больше. По вашему приказанию наше войско уничтожает мирных жителей заодно с мятежниками и отвоевывает селение за селением. В горах войска продвигаются медленнее, но они неотвратимо идут вперед. Скоро в Анатолии не останется ни одной живой души и все хетты тоже будут уничтожены.

— Тактика Яннаса была порочна. Он хотел развернуть наступление и дать решающее сражение. В случае победы, войско было бы обречено на бездействие. А воинам полезно сражаться и убивать.

— Остается Яххотеп, владыка. По всей видимости, она отказалась от борьбы, и поэтому наш доносчик молчит.

— Он не молчит, Хамуди. Его последнее сообщение гласит: «Что бы ни случилось, я выполню свою задачу».

Внезапно хриплый голос правителя зазвучал еще глуше, еще страшнее, словно поднимался из самой глубокой черноты, что гнездилась в душе Апопи.

— Яххотеп приближается, я чувствую это. Она идет на нас, уверенная в своей победе. Ей мало бед, которые на нее обрушились. Так пусть она упьется горем и отчаянием. Иди, Яххотеп, иди, я тебя жду!

— Добрые вести из Элефантины, — сообщил управляющий Карис Яххотеп, — вода поднялась до шестнадцати локтей. [10] 8,32 метра.

Какое важное известие! Его-то и не хватало, чтобы подать знак к отправлению. Воспользовавшись паводком, новые, недавно построенные боевые суда египтян быстро доберутся до Пер-Камоса и воссоединятся там с главными силами.

Нил поможет им добраться и до земель гиксосов.

Царица Яххотеп с особенным чувством рассматривала объемную карту.

— Наша первая значительная тайна, — напомнила она. — Тогда я была восторженной девчонкой, а ты мудрым и уравновешенным управляющим маленького обветшалого дворца в Фивах. Ты собирал сведения о наших врагах и старался убедить себя, что где-то существуют заговорщики. Ты показал мне эту карту, и на ней последним оплотом свободы был город Амона.

— Вас эта карта могла привести в отчаяние. Но нет, при взгляде на нее ваши силы возросли в десять раз. Благодаря вам за эти годы мы обрели достоинство и надежду.

Яххотеп вспомнила мужа, фараона Секненра, старшего сына Камоса, свою мать Тетишери. Они были для нее не бесплотными тенями, а живыми союзниками, которые сражаются рядом с ней.

— Моя карта сильно изменилась, — заметил Карис. — Вы освободили Южный Египет, госпожа, и часть Среднего.

— Мы с тобой знаем, как это мало. Предстоящий бой станет решающим.

— Теперь у вас есть боевые колесницы.

— У нас их не слишком много, Карис. И потом, у нас нет опыта полевых сражений — войско против войска.

— И все же дерзайте, госпожа! Даже если вы потерпите поражение, даже если Фивы будут разрушены, даже если мы все погибнем, вы все-таки будете правы. Фараон должен царствовать над Верхним и Нижним Египтом, он — связующая нить между ними. Вне единства, вне примирения Хора с Сетом не может быть благоденствия и благополучия.

Старый и мудрый управитель дворца редко высказывался так твердо и определенно. Его слова рассеяли последние сомнения Яххотеп.

Во дворце и на набережной Фив все бурлило. Кто догадался бы о преклонных годах Кариса, видя, как он снует между царским кораблем и кладовыми! Его волновала любая мелочь, которая могла послужить удобству царицы Яххотеп и фараона Яхмоса. Карис заботился обо всем — и о том, чтобы простыни были тонкими, и о том, чтобы бритвы были острыми.