Дмитрий Полетаев - Форт Росс

Не получив ответа, он поднял стакан с мутноватой жидкостью и с видимым отвращением поднес ко рту.

— А случись что? — патетически спросил самого себя Завалишин. И так как ответа опять не последовало, он наконец влил в себя самогон. Не весь, правда. Для молодого человека, особо не увлекавшегося алкоголем, это оказалось непосильной задачей.

Крякнув, Дмитрий Иринархович поставил стакан на стол и быстро затолкал в рот яйцо. Когда дыхание восстановилось и слезы на глазах высохли, Завалишин вдруг громко икнул. Затем, пьяно пошатываясь, приподнялся с табурета, высунулся в окно и суровым взглядом окинул пустой двор.

— Аге-ей!!! Глядите вы у меня! — зычно крикнул он непонятно кому. Показавшаяся было в воротах свинья с поросятами, которая с победой возвращалась домой, тотчас снова исчезла, справедливо решив, что сегодня все-таки не ее день. Завалишин еще раз икнул и, удовлетворенно плюхнувшись обратно на табурет, со вздохом у ставился в недопитый стакан.

Наше время. Калифорния. Номер отеля.

Дмитрий медленно набрал на айфоне дату «14 июня 1820 года». Встав зачем-то посередине комнаты и замерев, как перед прыжком в воду, он закрыл глаза. Затем вытянул руку, в которой был зажат телефон, и, набрав в легкие воздуха, нажал на кнопку.

Лета 1820-го. Калифорния. Форт Росс.

Завалишин уже широко открыл рот, нависнув над стаканом и готовясь «принять» его разом и до дна, как вдруг боковым зрением заметил, что за окном что-то изменилось. Молодой человек повернул голову, посмотрел во двор — да так и замер с разинутым ртом. Посреди крепости, откуда ни возьмись, стоял совершенно незнакомый мужик чрезвычайно странного вида. Ошалело поводя головой, он что-то держал на вытянутой руке. Небольшой предмет излучал голубоватой свечение. Приблизив эту штуковину к лицу и что-то поколдовав над ней, мужик вновь вытянул руку, зажмурил глаза и… пропал.

Завалишин опять громко икнул. Стакан в его ладони покачнулся, расплескивая по столу самогон. Но Дмитрий Иринархович этого не заметил.

Наше время. Калифорния. Номер отеля.

Дмитрий открыл глаза. Увидев знакомые стены гостиничного номера, он от радости запрыгал не месте.

— Получилось, получилось!!! — как ребенок скакал Дмитрий по номеру. — Стоп, сколько на это ушло? — вдруг оборвал он себя. И, поднеся к глазам айфон, удовлетворенно добавил: — Ага, осталось чуть больше половины батареи! Неплохо!

В счастливом изнеможении Дмитрий повалился на стул. Затем, вскочив, подбежал к стенному шкафу и, широко распахнув его, вытащил огромный полуоткрытый кофр с аппаратурой. Наспех застегнув молнию, он вновь замер посередине комнаты в своей уже опробованной позе. В одной, вытянутой, руке телефон, в другой — кофр с аппаратурой. В следующее мгновение его в номере уже не было.

Завалишин сидел в прежней позе и застывшим взглядом смотрел перед собой. Наконец, очнувшись от оцепенения, лейтенант начал медленно и плавно подносить злосчастный стакан ко рту. При этом он не мигая глядел во двор. И все равно пропустил момент материализации мужика — мигнул, что ли?

Мужик теперь стоял посреди двора с огромным саквояжем неизвестного Завалишину предназначения. Дальше все повторилось, как и в прошлый раз. Постояв несколько секунд, мужик вновь, прямо на глазах, как мираж растаял в воздухе.

Дмитрию Иринарховичу вдруг стало очень холодно. Он никогда не думал, что от холода тоже потеют. Только, как оказалось, очень липким потом.

Наше время. Калифорния. Номер отеля.

Дмитрий был счастлив, как ребенок.

— Значит, Фимка был прав! Можно протащить в портал все что угодно, — сам с собой громко разговаривал Дмитрий. — Или не совсем?

Тут ему пришла в голову новая идея. Он подскочил к кофру и начал судорожно в нем рыться. Наконец нашел то, что искал, — раскладную, как записная книжка, солнечную аккумуляторную батарею для зарядки телефонов и плееров.

Сунув батарею в карман, схватив телефон и даже не закрыв за собою дверь, Дмитрий выскочил из комнаты.

Фонарь, освещая забитый машинами паркинг, одиноко горел перед отелем. Оглушительно гремели цикады. Дмитрий, поеживаясь от утренней прохлады и хрустя галькой, подошел к своей арендованной «Тойоте». Оглянувшись на темные окна спящего отеля, он одной рукой взялся за ручку дверцы, а другую уже привычным жестом вытянул перед собой. И, замерев на секунду, нажал заветную кнопку.

Машина осталась стоять, как и стояла. Рядом с ней никого не было.

Лета 1820-го. Калифорния. Форт Росс.

За столом, напрочь забыв о недоеденном яйце и недопитом самогоне, сидел совершенно несчастный бравый лейтенант Завалишин. Прикрыв веки, он раскачивался из стороны в сторону. «Так вот что значит „допиться до чертиков“, — печально размышлял Дмитрий Иринархович. — Только одни вон всю жизнь пьют — и ничего, а за мной, значит, после первой пришли!»

Как бы в подтверждение его слов «черт» появился опять. Только уже без адского своего саквояжа, а налегке и в очень странной позе: на полусогнутых ногах и с вытянутой в сторону рукой — точно держался ею за невидимую оглоблю. «Эк его, несчастного, под светом Божьим-то корежит!» — догадался Завалишин.

«Не так страшен черт, как его малюют», — всплыла в мозгу лейтенанта мудрая поговорка. «Черт», который действительно был совсем не страшный, не обращал никакого внимания на оцепеневшего в окне Завалишина. Повертев по сторонам головой, он вдруг молвил человеческим голосом: «Понятно!» — и вновь растворился в воздухе.

Дмитрий Иринархович аж прослезился.

— Да понятно, понятно! Все мне понятно!

С этими словами, уронив на ходу табурет, Завалишин повалился на колени и начал истово креститься на образа в углу избы.

— Матушка, Пресвятая Богородица! Прости! Вот те слово — более ни-ни!

Припечатав клятву глухим ударом лба об пол, Завалишин замер перед иконами в земном поклоне. Выгнутая коромыслом спина его мелко подрагивала.

Декабря 13-го лета 1825-го. Санкт-Петербург. За день до восстания.

Из-за стола, воспользовавшись паузой, поднялся Сергей Семенович Уваров. Несмотря на молодость, красавец граф, которому было в то время немногим более 26 лет, слыл при дворе одним из самых завидных женихов. Однако обладатель несметного состояния, председатель правления Коммерческого банка и член совета директоров Российской Американской Компании опутать себя узами Гименея не спешил. «Пока есть силы, — любил повторять граф, — надобно послужить Отечеству!» Этим он доводил девиц на выданье до истерики, а среди мужей государственных снискал себе славу чрезвычайно положительного и одаренного молодого человека. Правда, как и во все времена, «служение Отечеству» понималось по-разному.