Бернард Корнуэлл - Враг Шарпа

Мадам Дюбретон улыбнулась Шарпу:

– Вот мы и встретились в более приятной обстановке, майор.

– Как я и говорил, мадам.

– В последний раз я видела майора Шарпа по колено в крови, размахивающего огромным клинком, – обратилась она к сидящим за столом, как будто позабыв, что с тех пор они неоднократно встречались в монастыре. – Это было устрашающе, – улыбнулась она Шарпу.

– Мои извинения, мадам.

– Не извиняйтесь. По прошествии времени мне кажется, что вы выглядели великолепно.

– И все благодаря тому, что вы вспомнили строки Александра Поупа, мадам.

Она улыбнулась. Усталость, вызванная заточением, прошла, лицо стало более гладким. Они с Дюбретоном лучились счастьем.

– Я всегда говорила, что поэзия мне однажды пригодится, а Александр мне не верил.

Дюбретон расхохотался, чтобы скрыть смущение при упоминании своего имени. Разговор сам собой прекратился: подали суп. Шарп снял пробу. Суп был настолько восхитительным, что он боялся положить в рот вторую ложку, чтобы не испортить впечатления. Наконец он решился, и вторая ложка супа показалась ему даже вкуснее. Он начал было есть жадно, но поймал удивленно-насмешливый взгляд Дюбретона.

– Вкусно?

– Прекрасно!

– Каштаны. Все очень просто, майор: немного овощей, дробленые каштаны, масло и петрушка. Готовить так просто! Труднее всего было найти каштаны, но мы задействовали пленников – и voila ! [95] Вот (фр.) .

– Разве в этом супе больше ничего нет?

Французский драгунский капитан настаивал, что в супе присутствуют сливки. Немецкий улан возразил: готовить не так-то просто, он, к примеру, никак не может приготовить что-нибудь сложнее вареного яйца, да и то оно получается тверже кирасы. Капитан-фузилер утверждал, что яйцо можно сварить, просто раскручивая его в праще: хотя это и долго, но он видел такое неоднократно. Гарри Прайс потребовал, чтобы все выслушали рецепт «томми», блинчиков, любимых в британской армии и состоящих только из муки и воды; тем не менее, изложение этого рецепта заняло у него больше двух минут. Сэр Огастес, чувствуя себя брошенным, заявил, что был очень удивлен, узнав, что португальцы едят только ботву от репы. Жозефина, осознав, что ее страну обижают, деликатно заметила, что только еретик станет есть другую часть репы. Потом суп вдруг кончился, и Шарп задумчиво уставился в пустую тарелку.

Под столом его ноги коснулась другая нога, затем еще раз, уже настойчивее. Шарп поглядел на Жозефину, сидевшую слева: она как раз разговаривала с французским драгуном, так низко нагнувшимся над своей тарелкой с супом, что мог украдкой бросать взгляды в декольте ее платья. Когда Шарп спасал ее, платье на ней было другое. Он бросил взгляд на сэра Огастеса, внезапно осознав, что тот, должно быть, привез ей целый гардероб. Неудивительно, что он ненавидит всех, кто сидит рядом с ней! Ее нога все еще касалась его ноги. Наконец она повернулась к нему и подмигнула:

– Нравится?

– Чудесно!

Ординарец налил ему еще вина, и Шарп заметил, что ногти у него обломаны и все в пятнах от пороха.

Сэр Огастес склонился вперед:

– Дорогая?

– Огастес?

– Ты не замерзла? Дует? Может, послать за шалью?

– Холодно, дорогой? Совсем нет, – она улыбнулась ему, а ногой погладила колено Шарпа.

Дверь, ведущая из кухни, распахнулась, и ординарцы ринулись к столу с подносами, полными еды, каждое блюдо в отдельной тарелке. От тарелок шел пар. Дюбретон хлопнул в ладоши:

– Ешьте их поскорее, они вкуснее всего прямиком из духовки!

Шарп взглянул в тарелку и поразился: на ломтике поджаренного хлеба сидела птичка, золотистая под темно-коричневой поджаренной корочкой.

– Майор! Ешьте!

Правая нога Жозефины прижалась к ноге Шарпа. Он оторвал кусочек птицы, попробовал, и нежное мясо буквально растворилось у него на языке. Казалось невозможным, чтобы что-то было вкуснее супа, но это блюдо превзошло ожидания.

Дюбретон улыбнулся:

– Вкусно, да?

– Восхитительно!

Жозефина взглянула на Шарпа; большинство мужчин за столом смотрели на нее. В дрожащем свете свечей она казалась особенно красивой: чувственный рот слегка приоткрыт, на лице легкое беспокойство. Ее нога больно прижала ногу Шарпа.

– Вы уверены, что вам нравится, майор?

– Абсолютно уверен, – он легонько оттолкнул ее другой ногой и повернулся к Дюбретону. – Куропатка?

– Конечно, – с набитым ртом проговорил Дюбретон. – Масло, соль и перец внутри самой птички, пара виноградных листьев снаружи и немного свиного жира. Видите? Это просто.

Сэр Огастес, еще не оправившийся после тяжелого удара в вопросе об употреблении репы, просиял:

– Попробуйте лучше бекон, полковник! Гораздо лучше жира. Моя дорогая матушка всегда готовила только на настоящем жирном беконе.

Нога Жозефины обвилась вокруг лодыжки Шарпа и потянула его к себе. Когда ординарец наливал другому ее соседу вина, она слегка отодвинула стул, как бы давая ему подойти ближе, и ее колено коснулось Шарпа.

– Бекон? – Дюбретон обсосал косточку и бросил ее. – Мой дорогой сэр Огастес! Это же убьет вкус птицы! И потом, бекон горит! – он улыбнулся Жозефине. – Вам надо бы заставить его поменять привычки, мидели, и использовать только чистый свиной жир.

Он кивнула, поскольку рот ее был занят, и прикусила губу.

– И никаких трав, полковник?

– Вы очаровательны, миледи, – улыбнулся Дюбретон. – К молодой птице трав не нужно. К старой – возможно: немного чабреца, петрушки, может, лаврового листа.

Ее вилка с насаженным на нее кусочком птичьей грудки застыла в дюйме ото рта.

– Я запомню: всегда брать молодую птицу, – ее колено потерлось о ногу Шарпа.

Где-то в селении пели хором. Ординарец подбросил в камин еще несколько поленьев, пара его товарищей обошла стол, поставив перед каждым из присутствующих по второму бокалу вина, более светлого, чем первое. Когда Шарп потянулся за своим бокалом, Дюбретон остановил его:

– Подождите, майор! Это для горячего. Допейте пока свой кларет [96] Общее название красных вин из региона Бордо. , или как вы там его называете. У вас есть еще минутка, допейте кларет.

Второй сосед Жозефины подвинулся вместе со стулом, чтобы восстановить приятность обозреваемого вида. Сэр Огастес отставил нетронутую половину куропатки и печально посмотрел через стол на свою даму. Она же, старательно очаровывая драгунского капитана, коснулась серебряного шитья его эполетов и поинтересовалась, как он их чистит. Шарп улыбнулся про себя: Жозефина была великолепна. Ненадежна, конечно, как дешевая сабелька на поле боя, но прошедшие годы ничуть не приглушили ее страсти к озорству и шалостям. Потом он увидел, что на него самого смотрит Дюко: очки сверкают, отражая пламя свечей, когда майор жует, медленно двигая челюстями. Шарпу показалось, что Дюко улыбнулся, понимая, какая пьеса разыгрывается на самом деле.