Бернард Корнуэлл - Дьявол Шарпа

Немало храбрых идальго упокоилось и под плитами пола у алтаря. Пышные гербы распускались диковинными цветами над именами на латыни и эпитафиями на том же языке. По латински Шарп не читал, но его скудных познаний хватило на то, чтобы понять: дона Блаза среди титулованных покойников в поле зрения нет. Справа от алтаря пол покрывала тростниковая циновка. Харпер отодвинул её и перекрестился.

— Вот он.

Простая плита с двумя буквами «BV».

— Э-эх! — выдохнул Шарп.

Наверное, надо было что-то сказать, молитву прочитать, но ничего достойного в голову не приходило, а с молитвами у него всегда было туго. Дон Блаз отыскал бы подходящие слова, но дон Блаз лежал под безыскусным каменным четырёхугольником, и Шарп молчал в гулкой пустоте гарнизонной церкви Пуэрто-Круцеро.

— Начнём копать? — спросил Харпер.

— Сейчас? — оторопел Шарп.

— Почему нет?

Харпер сходил в боковой придел, где выбрал из груды приготовленного, очевидно, для ремонта одной из стен инструмента лом и, вернувшись, поддел плиту:

— По крайней мере, посмотрим, что там, под камнем.

Под плитой обнаружился жёлтый щебень.

— Один Бог ведает, как глубоко придётся рыть. — Харпер с размаху вонзил в слежавшееся крошево лом.

Шарп вооружился мастерком и стал вычёрпывать разворошенный ирландцем гравий.

Запыхавшийся Харпер утёр пот и с сомнением пробурчал:

— До гроба метра полтора, не меньше. Эдаким манером мы до утра проваландаемся.

— Бросай. — предложил Шарп, — Я попрошу Суареса, он завтра даст рабочих.

Уже замахиваясь, Харпер коротко кивнул. Раздался треск, лом ухнул в пустоту и ноздри наполнились миазмами гниющей плоти.

— Иисусе! — закашлялся ирландец.

Инструмент пробил крышку домовины, которую отделяло от поверхности едва ли полметра щебня. Шарп, зажав ладонью нос и рот, шарахнулся в сторону. Его примеру последовал ирландец, процедив сквозь зубы:

— Поленились, чёртовы жабы!

По церкви разносился запах смерти: сладковатый, тошнотворный, всепроникающий. За годы безмятежного существования на благословенной земле Нормандии Шарп успел его позабыть, но были времена в жизни друзей, когда они засыпали и просыпались с этой вонью, смерть горчила в пище и отравляла питьё. Подполковник навскидку мог назвать с десяток мест, таких, как Ватерлоо, где неистребимая вонь витала в воздухе даже спустя много дней после того, как погибших в битве похоронили.

— Да, вы были правы насчёт запаянного гроба, — гнусаво признал защемивший пальцами нос Харпер, отступая к хорам, — А бренди я лучше сам выпью.

Зловоние буквально валило с ног. Шарп затаил дыхание и, подобравшись к могиле, отгрёб щебёнку от проделанной Харпером дыры.

— Пожалуй, доверим это дело рабочим. — выдавил Харпер.

Шарп отбежал в сторону и хватанул воздуха:

— Согласен.

Представив себе, в каком состоянии тело дона Блаза, стрелок неожиданно для себя задумался о собственной смерти. Где его похоронят? Наверно, в Нормандии, рядом с Люсиль, под яблоней, что каждую весну будет ронять белый цвет на их могилы.

Грохнула дверь, и топот тяжёлых ботинок возвестил Шарпу, что они с Харпером больше не одни.

— Стоять! Не двигаться!

— Иисусе Христе! — воскликнул Харпер.

К Шарпу бежал сержант Дрегара, запылённый и злой. За его спиной семенил майор Суарес со взведённым пистолетом. Лицо у майора было обиженным, как у человека, обманутого в лучших чувствах. Дрегара, вооружённый, как и его понурые уставшие люди, карабином, поднял оружие и направил его Шарпу между глаз.

— Нет! — выкрикнул Суарес.

— Легче лёгкого, а? — с ненавистью прохрипел Шарпу Дрегара.

Кроме головорезов сержанта в церковь набились солдаты гарнизона, теперь с замиранием сердца ждавшие, что пуля Дрегары вот-вот вышибет мозги англичанина на алтарь.

— Нет! — твёрже повторил Суарес, — Они арестованы!

Свидетелей было слишком много, и Дрегара нехотя опустил карабин. Вид у него был утомлённый до предела, и Шарп злорадно прищурился: погоня далась ублюдку нелегко.

Мгновение испанец и англичанин сверлили друг друга взглядами, потом сержант отвернулся и повелительно бросил майору Суаресу:

— Заприте их!

Майор, нимало не смущённый тем, что ему отдаёт приказы сержант, кивнул. Дрегара явно был известен, как человек Батисты. Сержант пнул сундук и добавил:

— Это ко мне и оружие их тоже.

Двор его подчиненных торопливо схватились за ручки ящика.

Майор Суарес нервно объявил Шарпу:

— Вы арестованы!

— За что?

— Приказ Его Высокопревосходительства. — сказал Суарес, поёжившись, будто его обдало докатившейся из Вальдивии прохладцей неудовольствия капитан-генерала. — Арестованы, одним словом.

И Шарпа с Харпером взяли под стражу.

Поместили их в камеру высоко в крепости. Сквозь решётку окошка виден был вход в гавань, где Тихий океан уже сотни лет испытывал на прочность камни мыса, рассыпаясь на тысячи брызг, чтобы через миг навалиться на упрямые утёсы снова. Высунувшись, насколько позволяли прутья, Шарп разглядел прямо под их тюрьмой ступени, ведущие к пристани цитадели. Севернее причала виднелся кусок галечного пляжа с сушащимися рыбачьими лодчонками.

Прутья решётки, в полтора пальца толщины каждый, казались проржавевшими насквозь, но расшатать их Харперу не удалось, как он ни старался.

— Даже если бы ты их выломал, — поддел друга Шарп, — и выжил после падения с двадцатиметровой высоты, то куда бы ты делся?

— Куда-нибудь, где подают хороший эль. — Харпер дёрнул решётку ещё разок, — Или прямо к янки.

Ирландец имел в виду американскую бригантину, покачивавшуюся на волнах внутренней гавани. Непропорционально большой размер развевавшегося над судном звёздно-полосатого полотнища Шарп объяснял для себя боязнью янки, как бы грозный Кокрейн (вздумай он налететь на Пуэрто-Круцеро) не выпотрошил их трюмы, приняв за испанского торговца.

Набега Кокрейна Шарп желал всем сердцем, ибо другого пути на волю, увы, не предвиделось. Поначалу стрелок часто колотил в дверь, требуя бумагу и чернила, чтобы написать консулу, но тщетно.

— Будьте вы прокляты! — ворчал Шарп, потирая отбитые кулаки.

— Да что они нам могут сделать? — хорохорился ирландец, — Пусть только попробуют! Наша эскадра, что, даром тут ошивается? А, в общем-то, не так здесь и плохо. — неожиданно мирно заключил Харпер, — Бывало и хуже.

Условия и впрямь были не так уж плохи. Стену вокруг окна пробороздили несколько трещин (по-видимому, последствия недавнего землетрясения), остальная часть камеры находилась во вполне приличном состоянии. В комнате имелась пара соломенных матрасов, стол, табурет и ведёрко с крышкой.

То ли Суарес ждал распоряжений из Вальдивии, то ли ещё почему, но шесть дней узников никто не беспокоил. Их не вызывали на допросы, не предъявляли обвинений. Молчаливые рядовые приносили еду и опорожняли ведро. Кормили сносно и, даже по меркам Харпера, обильно. Ежеутренне являлся брадобрей с ворохом горячих полотенец, тазиком и посудиной кипятка. От просьб Шарпа принести ему письменные принадлежности испанец отнекивался: