Бернард Корнуэлл - Дьявол Шарпа

— Чем же столь могущественной персоне досадил жалкий туземец?

— Он вызвал моё неудовольствие. — не отрывая жадного взгляда от обречённого индейца, Батиста знаком пригласил остальных присоединиться к лицезрению волнующего кровь представления, и те приникли к окнам.

— Ублюдок! — выпалил Шарп.

— Отчего же? Быстрая безболезненная смерть, хотя для дикарей несколько позорная. По верованиям этих полуживотных в их рай пускают лишь тех, чьи тела целы, что и навело меня на мысль расправляться с непокорными индейскими рабами таким вот экзотичным способом. И, знаете ли, великолепно действует. Бесподобное средство устрашения.

— Но он же ни в чём не виноват! И Морилло не виноват!

— Они вызвали моё неудовольствие, что уже много! — раздражённо прошипел Батиста, подняв ладонь.

Веки индейца были опущены, казалось, он молился.

— Благослови тебя Господь. — глядя на него, бессильно произнёс Шарп.

— Всерьёз считаете, что Господу есть дело до разной сволочи? — хихикнул Батиста.

Ладонь капитан-генерала пала вниз, как топор палача. Дрегара шагнул вперёд и поднёс пальник к затравочному отверстию. Грохот выстрела больно ударил по барабанным перепонкам. Железная люстра задребезжала. Харпер перекрестился. Батиста возбуждённо облизал губы. Фердинанда смело ураганом огня и дыма. Растерзанное туловище индейца перелетело через парапет. Редеющий дым явил остатки кола с парой оторванных ног и кровавый выхлоп брызг и ошмётков мяса вокруг амбразуры. Внизу на бренную плоть индейца мгновенно слетелись обезумевшие от дармового угощения чайки. Ядро с громким всплеском ухнуло в волны за краем мыска. На палубу бригантины высыпали ничего не понимающие американцы. Батиста испустил долгий прерывистый вздох и на ватных ногах побрёл прочь от окна. Бледная орудийная прислуга, сдерживая позывы рвоты, избавлялась от окровавленных конечностей казнённого.

В зале царила гнетущая тишина. Воздух отравляла пороховая гарь и запах свежей крови. На губах Батисты играла странная улыбка. Слабым голосом он обратился к британскому консулу:

— Мистер Блэйр.

— Ваше Высокопревосходительство? — подобострастно изогнулся торговец.

— Вы слышали допрос, учинённый мною мистеру Шарпу?

— Да, Ваше Высокопревосходительство.

— И вы удостоверяете, что обращались с гражданами вашей страны должным образом, а задержание их произведено на основании серьёзных подозрений, полностью подтвердившихся в ходе допроса?

— Да, Ваше Высокопревосходительство.

Батиста поднял со стола портрет Наполеона с зашифрованным письмом:

— Вы слышали свидетельство арестованного, что послание написано Наполеоном?

— А как же, Ваше Высокопревосходительство, собственными ушами слышал.

— И вы видели, что портрет, как, вероятно, и письмо, адресованы мятежнику?

— Да, Ваше Высокопревосходительство.

— Ответьте, мистер Блэйр, как ваше правительство расценит услугу, с готовностью оказанную мистером Шарпом Наполеону?

— Вне сомнения, как измену, Ваше Высокопревосходительство.

Батиста торжествовал. Портрет неопровержимо уличал Шарпа в помощи главному врагу Англии — одышливому толстяку, которого могущественная Британская империя и по сей день боялась, как огня. Боялась, вполне возможно, настолько, чтобы позволить Батисте привязать Шарпа с Харпером к столбам перед пушечными жерлами. Липкий холодок пробежал по позвоночнику стрелка.

Его страх не укрылся от Батисты. Мгновение он возбуждённо смотрел на Шарпа, затем вновь затронул консула:

— Вступал ли мистер Шарп в сношения с врагом вашей страны, мистер Блэйр, либо вёз послание английских торговцев врагу моей — мятежнику, он, в любом случае, заслужил суровое наказание. Не будет ли ваше правительство возражать, если эту прискорбную обязанность мы возьмём на себя?

Консул сокрушённо развёл руками:

— Сожалею, Ваше Высокопревосходительство, будет.

— Но вы согласны с тем, что мистер Шарп заслужил суровое наказание?

— Увы, Ваше Высокопревосходительство, согласен. — угодливо кивнул Блэйр, стрельнув глазами в сторону сундука.

Любопытно, подумал стрелок, сколько гиней донны Луизы обещано консулу за полюбовное улаживание щекотливого дельца?

Взяв палаш Шарпа, Батиста взвесил его и поинтересовался:

— Клинок был с вами под Ватерлоо? — не дождавшись ответа, испанец продолжил, — Я оставлю его себе. Закажу табличку с надписью: «Взят у английского солдата, которому суждено было встретить однажды более сильного противника».

— Так возьми саблю и давай сразимся за него, — отчеканил Шарп, — Чтоб не пришлось начать надпись со слова «украден».

— Я не сражаюсь со вшами, я просто давлю их. — Батиста швырнул палаш обратно и официальным тоном объявил, — Ваше имущество конфискуется в пользу испанской короны. Вы изгоняетесь с территории Чили и обязуетесь покинуть её с первым же кораблём.

Соответствующие бумаги были подготовлены заранее. Величественным, по его мнению, жестом Батиста протянул их капитану Ардилесу:

— Таковой корабль — ваш фрегат, капитан. Вы можете доставить арестантов в Европу?

Очевидно предупреждённый, моряк кивнул:

— Да.

— Пристройте их к делу. Пусть отрабатывают в поте лица проезд и питание. Никаких поблажек!

— Уж будьте покойны. — Ардилес сунул сопроводительные документы в задний карман мундира.

Батиста придвинулся к Шарпу:

— Я бы загнал вас в самую глубокую шахту, англичанин, но…

— Но боюсь английского флота, не так ли? — с холодной издёвкой закончил за него фразу Шарп.

Глаза Батисты сузились:

— Не играй с огнём, англичанин.

— Вор! — бросил ему Шарп, — Что, дон Блаз прознал об этом, и пришлось его убрать?

Мгновение Батиста оторопело смотрел на Шарпа, а потом вдруг искренне, с привизгом, расхохотался. Хлопнув в ладоши от избытка чувств, он замахал майору Суаресу:

— Уводите их! Прочь! Прочь!

Под глумливые выкрики и смех клевретов Батисты конвоиры выволокли Шарпа с Харпером на вырубленную в скальной породе лестницу и потащили по широким крутым ступеням вниз мимо обагрённой кровью батареи к пристани, где ожидал баркас с «Эспириту Санто».

Ардилес шёл следом, гремя саблей о каменную поверхность.

— Пусть попотеют! — напутствовал капитана Батиста, перегибаясь через парапет, — Слышите, Ардилес? На вёсла их! Пусть попотеют!

Ардилес кивнул боцману, и тот освободил для арестантов две скамьи на носу лодки. Матросы ухмылялись. Ардилес закутался в плащ и прошёл на корму, не желая, видимо, встречаться глазами с недавними пассажирами:

— Вперёд.

Боцман отдал команду, скрипнули уключины, и лодка рванулась с места.

Десятки лиц приникли к стёклам высоких окон зала над террасой с пушками. Зрители, довольные разыгранной для них пьесой, наслаждались заключительным действом — уничижением английских злодеев.