Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо (Записки врача)

— Сошел с ума? Как? И ты не бросаешься в ноги тому, кто дает тебе такой совет! Как! Ты не таешь от счастья, не благодаришь? Разве ты не влюбился сразу же, как только увидел, как она тебя принимает? Ну, видно, со времен Алкивиада на свете был только один истинный Ришелье, а больше не будет!.. — воскликнул герцог. — Да, я вижу, что прав.

— Дядюшка! — воскликнул герцог в волнении; если оно было наигранным, то сыграно было с блеском, однако он мог действительно удивиться, потому что предложение маршала было весьма недвусмысленное. — Представляю себе, какую выгоду вы могли бы извлечь из того положения, о котором вы мне говорите. Вы стали бы таким же влиятельным лицом, как господин де Шуазёль, а я был бы любовником, подкрепляющим ваше влияние. Да, план достоин умнейшего человека Франции, однако вы упустили одну вещь.

— Что именно? — беспокойно вскричал Ришелье. — Неужели ты не мог бы полюбить графиню Дюбарри? В этом заминка?.. Дурак! Трижды дурак! Ротозей! Неужели я угадал?

— Нет! Не угадали, дядюшка! — воскликнул д’Эгильон, словно уверенный, что ни одно слово не будет пропущено. — Я почти не знаком с графиней Дюбарри, однако она кажется мне красивейшей, очаровательнейшей женщиной. Напротив, я без памяти влюбился бы в графиню Дюбарри. Дело совсем не в этом.

— В чем же дело?

— А вот в чем, господин герцог: графиня Дюбарри никогда меня не полюбит, а между тем первым условием подобного альянса должна быть любовь. Как можно, чтобы, живя среди блестящего двора, в расцвете молодости, что щедра на все дары жизни, прекрасная графиня выбрала именно того, кто этого совсем не заслуживает, того, кто уже немолод и обременен заботами, того, кто скрывается ото всех, потому что предчувствует близкий конец? Дядюшка! Если бы я знал графиню Дюбарри в дни своей молодости и красоты, когда женщины любили во мне все, что обыкновенно любят в молодом человеке, она могла бы сохранить обо мне воспоминание. Этого уже много. Но ведь нет ничего: ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Дядюшка! Надо отказаться от этой химеры. Зачем только вы пронзили мне сердце, нарисовав радужную картину неисполнимого счастья?

Пока эта тирада произносилась с пылом, которому позавидовал бы Моле, а Лекен счел бы достойной изучения, Ришелье кусал губы, приговаривая едва слышно:

«Неужели этот бездельник догадался, что графиня нас подслушивает? Дьявольщина! До чего ловок! Ну и мастер! С ним надо быть поосторожнее!»

Ришелье был прав. Графиня подслушивала, и каждое слово д’Эгильона западало ей в душу. Она наслаждалась его робким признанием, изысканной деликатностью того, кто даже в доверительном разговоре не выдал тайны прошлой связи из опасения бросить тень на, еще быть может, любимую женщину.

— Итак, отказываешься? — спросил Ришелье.

— От этого — да, дядюшка: к моему величайшему сожалению, это представляется мне совершенно невозможным.

— Надо хотя бы попытаться!..

— Но как?

— Ты принадлежишь к нашему кругу… Ты будешь каждый день видеться с графиней, постарайся ей понравиться, тысяча чертей!

— Ради какой-то выгоды? Нет, нет!.. Да если бы я имел несчастье ей понравиться, а сам думал бы о другом, я убежал бы со стыда на край света.

Ришелье поскреб подбородок.

«Дело в шляпе, — подумал он, — или д’Эгильон — дурак».

Вдруг со двора донесся стук колес и несколько голосов прокричали: «Король!»

— Черт побери! — вскричал Ришелье. — Король не должен меня здесь видеть, я убегаю!

— А я? — спросил герцог.

— Ты — другое дело, пусть он тебя увидит. Оставайся… Оставайся… И, ради Бога, не бросай начатого.

Ришелье поспешил к черной лестнице, бросив герцогу:

— До завтра!

Оставшись один, герцог д’Эгильон почувствовал было себя неловко. Он прекрасно понял все, что хотел сказать ему дядюшка, отлично понял, что г-жа Дюбарри подслушивала, несомненно понял, что умному человеку следовало в этом случае стать возлюбленным к в одиночку разыграть партию, для которой старый герцог пытался подыскать ему товарища.

Прибытие короля весьма удачно положило конец объяснению, неизбежному, несмотря на пуританскую сдержанность г-на д’Эгильона.

Маршала невозможно было долго обманывать, он был не из тех, кто позволил бы другим выставлять напоказ свои достоинства, которых недостает ему самому.

Когда д’Эгильон остался один, он успел хорошенько обо всем подумать.

А король в самом деле был уже близко. Его пажи уже распахнули двери приемной, а Замор бросился к монарху, выпрашивая конфет с трогательной фамильярностью, что, правда, в минуты мрачного расположения духа его величества стоила негритенку щелчков по носу или трепки за уши, очень неприятной для него.

Король уселся в китайском кабинете, и д’Эгильон смог убедиться в том, что г-жа Дюбарри не упустила ни единого слова из его разговора с дядюшкой; теперь сам д’Эгильон все слышал и таким образом оказался свидетелем встречи короля с графиней.

Его величество казался очень утомленным, подобно человеку, поднявшему непосильную тяжесть. Атлас, верно, поддерживая на плечах небо целых двенадцать часов, не испытывал такого изнеможения после своих трудов.

Любовница поблагодарила, похвалила, приласкала Людовика XV; она расспросила его об откликах на ссылку г-на де Шуазёля, и это ее развлекло.

Графиня Дюбарри решила рискнуть. Настало подходящее время для того, чтобы заняться политикой; кстати, она чувствовала в себе довольно отваги, чтобы сотрясти одну из четырех частей света.

— Сир, вы разрушили — это хорошо, — заговорила она, — вы сломали — это великолепно; но ведь теперь надо заново строить.

— О! Уже все свершилось, — небрежно отвечал король.

— Вы составили кабинет министров?

— Да.

— Вот так сразу, не успев перевести дух?

— Право, меня окружают тупицы. Вы рассуждаете как женщина. Вы же сами мне недавно говорили: прежде чем выгнать старого повара, вы присмотрели нового; не так ли?

— Повторите еще раз: вы уже сформировали кабинет?

Король приподнялся с огромной софы, где он полулежал, в качестве подушки пользуясь главным образом плечиком красавицы-графини.

— Судя по тому, как вы взволнованы, Жаннетта, — обратился он к ней, — можно подумать, что вы знаете мой кабинет министров настолько, чтобы его осудить, и можете предложить мне другой.

— Вы недалеки от истины, сир, — отвечала она.

— В самом деле?.. У вас есть кабинет?

— Да ведь у вас же он есть! — возразила она.

— Я — другое дело, графиня. Это моя обязанность. Ну, теперь посмотрим, кто же ваши кандидаты?

— Сначала назовите своих.

— С удовольствием — чтобы подать вам пример.

— Начнем с морского министерства, где распоряжался милейший господин де Прален.