Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо (Записки врача)

«Такого человека, как Бальзамо, можно переубедить или одолеть только в том случае, если имеешь хоть какое-нибудь преимущество. Раз я сейчас таким преимуществом не располагаю, придется набраться терпения».

Однако ему не сиделось в карете рядом с Бальзамо; он спрыгнул на землю и стал мерить шагами зеленеющую аллею, где остановилась карета.

Спустя десять минут Филипп почувствовал, что дольше ждать нельзя.

Он был готов приказать раньше времени отпереть ворота, пусть даже с риском возбудить подозрения охраны.

— Кстати сказать, какие могут быть у привратника подозрения, если я ему скажу, что состояние здоровья моей сестры обеспокоило меня до такой степени, что я поехал в Париж за доктором и с рассветом привез его сюда? — шептал Филипп, отвечая своей мысли, которая уже не раз приходила ему в голову за то короткое время, что он провел с Бальзамо у решетки Трианона.

Мысль эта так ему понравилась, а желание его было так сильно, что мало-помалу он перестал думать об опасности этой затеи. Приняв окончательное решение, он подбежал к карете.

— Да, вы были правы, — сказал он, — не к чему ждать дольше. Идемте, идемте!

Однако ему пришлось повторить свое приглашение. Только после этого Бальзамо сбросил накидку, в которую он перед тем кутался, застегнул свой широкий темный плащ с пуговицами из вороненой стали и вышел из кареты.

Желая сократить путь, Филипп пошел по тропинке, ведущей к решетке парка.

— Скорее! — сказал он Бальзамо и зашагал так стремительно, что Бальзамо едва за ним поспевал.

Ворота отворились; Филипп объяснил привратнику причину своего появления, и их пропустили.

Когда ворота за ними захлопнулись, Филипп опять остановился.

— Еще одно слово, сударь… — начал он. — Мы у цели. Я не знаю, какой вопрос вы зададите моей сестре. Прошу вас, по крайней мере, избавить ее от расспросов о подробностях отвратительной сцены, которая могла произойти во время ее сна. Избавьте ее душу от той грязи, что пала на ее девственное тело.

— Сударь! Прошу выслушать меня внимательно: я не заходил в парк дальше вон тех деревьев, против служб, где живет ваша сестра. Следовательно, я не был в комнате мадемуазель де Таверне, о чем уже имел честь вам сообщить. Что же касается сцены, которая может, по вашему мнению, оказать нежелательное влияние на рассудок вашей сестры, то смею вас уверить: то, что она скажет, будет иметь значение для вас, но не для спящей девицы; она забудет все, как только проснется. А теперь я приказываю вашей сестре погрузиться в магнетический сон!

Бальзамо остановился, скрестил на груди руки, повернулся лицом к павильону, где жила Андре, и, сдвинув брови, замер, сосредоточенно глядя прямо перед собой. Напряжение всемогущей воли отразилось на его лице.

— Вот и все, — проговорил он, устало уронив руки, — можете быть уверены, что мадемуазель Андре сейчас спит.

Лицо Филиппа выражало сомнение.

— Не верите? — продолжал Бальзамо. — Хорошо, подождите. Чтобы доказать вам, что мне незачем было входить к ней в ту ночь, я сейчас прикажу ей спуститься по лестнице и подойти к нам или, лучше, к тому месту, где я с ней разговаривал в последний раз.

— Хорошо, — согласился Филипп. — Если я увижу это своими глазами, я вам поверю.

— Давайте пойдем по той аллее и подождем за грабами.

Филипп и Бальзамо направились к указанному месту.

Бальзамо протянул руку в сторону жилища Андре.

Едва он сделал это движение, как за грабами послышался едва различимый шорох.

— Там кто-то есть! — предостерег Бальзамо. — Осторожно!

— Где? — спросил Филипп, поискав глазами того, о ком говорил граф.

— Вон там, в кустарнике слева, — отвечал тот.

— Да, верно, — молвил Филипп, — это Жильбер, он служил у нас когда-то.

— Есть ли у вас основания опасаться этого человека?

— Не думаю. Впрочем, остановитесь; раз Жильбер поднялся, значит, нас могут увидеть другие.

В это время Жильбер в ужасе бросился бежать прочь: увидев Филиппа и Бальзамо вместе, он почувствовал, что погиб.

— На что же вы решились, сударь? — спросил Бальзамо.

— Если у вас в самом деле такая сильная воля, что вы можете заставить мадемуазель выйти к нам, то проявите волю как-нибудь иначе, — вопреки собственному желанию попросил Филипп, подпав под магнетическое обаяние, которое Бальзамо распространял вокруг себя. — Не стоит вызывать мою сестру на открытое место: здесь кто угодно может услышать ваши вопросы и ее ответы.

— Поздно! — ответил Бальзамо, схватив молодого человека за руку и указывая на окно коридора, в котором появилась Андре в белом одеянии; лицо ее было строго; повинуясь приказанию Бальзамо, она собиралась спуститься по лестнице.

— Остановите, остановите ее! — воскликнул испуганный Филипп.

— Хорошо, — согласился Бальзамо.

Граф протянул руку и тотчас остановил девушку.

Словно ожившая статуя, она повернулась и пошла к себе в комнату.

Филипп бросился за ней. Бальзамо последовал за ним.

Филипп ворвался в комнату Андре почти в одно время с ней и, схватив сестру за плечи, поспешил ее усадить.

Спустя некоторое время в комнату вошел Бальзамо и притворил за собой дверь.

Несмотря на то, что граф появился почти вслед за Филиппом, некто третий успел проскользнуть раньше него и скрылся в комнате Николь, отлично понимая, что от предстоящего разговора зависит его жизнь.

Этим третьим был Жильбер.

Бальзамо запер входную дверь и появился на пороге комнаты, когда Филипп разглядывал сестру с испугом, к которому примешивалось любопытство.

— Вы готовы, шевалье? — спросил граф.

— Да, сударь, — пролепетал Филипп, дрожа всем телом.

— Итак, мы можем задавать вашей сестре вопросы?

— Да, пожалуйста, — тяжело дыша, чтобы избавиться от стеснения в груди, согласился Филипп.

— Прежде чем начать, я прошу вас внимательно посмотреть на вашу сестру.

— Я и так не свожу с нее глаз.

— Вы полагаете, она спит?

— Да.

— Следовательно, она не понимает, что здесь происходит?

Филипп ничего не ответил, он лишь с сомнением покачал головой.

Бальзамо подошел к камину, зажег свечу и поднес ее к лицу Андре: та продолжала смотреть не мигая.

— Да, да, она спит, это ясно, — подтвердил Филипп, — но что за странный сон, Боже мой!

— Итак, я сейчас начну задавать ей вопросы, — продолжал Бальзамо. — Впрочем, нет, раз вы боитесь, что я могу позволить себе нескромный вопрос, то расспрашивайте ее сами, шевалье.

— Да я пытался только что с ней говорить и даже дотронулся до нее, но она меня не слышит и, кажется, ничего не чувствует.

— Это потому, что между вами еще не установились необходимые для этого отношения. Сейчас я вас сведу.