Джеймс Купер - В Венеции

Наконец, донне Флоринде пришла мысль воспользоваться тем интересом, с каким Джельсомина слушала рассказ донны Виолетты. Дочь тюремщика, едва переводя дух, слушала о том, как дон Камилло бросился в канал, чтобы спасти жизнь Виолетты; на ее лице, как в зеркале, отражались ее мысли, когда она слушала о всех опасностях, которым подвергался неаполитанец, чтобы заслужить любовь дочери Пьеполо.

— Все было бы хорошо, — сказала донна Флоринда, — если бы мы могли известить дона Камилло; иначе нам не может принести никакой пользы наш приют в тюрьме…

— Но будет ли у него достаточно смелости, чтобы пренебречь могуществом тех, кто правит нами? — сказала Джельсомина.

— Он созвал бы надежных людей, и до восхода солнца мы были бы уже далеко, вне всякой власти Сената.

— Я бы очень хотела услужить донне Виолетте.

— Но ты слишком молода, милая Джельсомина, и я боюсь, что ты плохо еще знакома с хитростями Венеции.

— Не сомневайтесь во мне, синьора, я могу быть полезной не хуже других.

— Ах, если бы можно было известить дона Камилло Монфорте о нашем положении… Нет, нет, ты недостаточно опытна, чтобы оказать нам эту услугу!

— Вы ошибаетесь, синьора! — вскричала Джельсомина. — Я могу быть в этом случае полезнее, чем вы думаете, судя по моей наружности.

— Я доверяюсь тебе, моя милая.

Джельсомина ушла, чтоб сделать некоторые приготовления. В это время донна Флоринда написала записку, умышленно в осторожных выражениях, чтобы не возбудить подозрения в случае неудачи, но так, чтобы все же известить герцога об их положении.

Джельсомина вернулась через несколько минут. Ее простой будничный костюм венецианки не требовал изменений; маска, без которой никто не выходил ночью в этом городе, скрывала ее лицо. Донна Флоринда передала ей записку, объяснив подробно, где находился дворец, и описав наружность дона Камилло.

Взяв тюремные ключи, Джельсомина захватила лампу и поднялась к себе в мезонин. Оттуда, миновав несколько темных, извилистых коридоров, она через Мост Вздохов вошла во Дворец Дожей. Там она направилась к дверям, служившим входом и выходом для всех обыкновенных посетителей и обитателей дворца. Не желая попасться кому-нибудь на глаза, она потушила свою лампу и, наконец, очутилась на широкой темной лестнице. Спустившись по ней, она вошла в крытую галлерею. Алебардщик с любопытством посмотрел на нее, но пропустил ее, не спросивши имени. Когда она проходила верхней террасой дворца, кто-то подбежал к Львиной Пасти и опустил в нее донос. Джельсомина невольно остановилась, пока не скрылся доносчик. Идя дальше, она увидела другого алебардщика, стоявшего наверху Лестницы Гигантов.

— Что, теперь не опасно выйти из замка? — спросила она у толстого далматинца.

— Часом раньше это было бы опасно, красавица, но теперь им заткнули глотку, и все они ушли в церковь.

Джельсомина не колебалась больше; она спустилась с лестницы и вошла вскоре под своды главных ворот. На минуту она остановилась, чтобы убедиться в тишине на площади, по которой ей предстояло итти.

Тайные агенты полиции были слишком напуганы восстанием рыбаков, чтобы не прибегнуть к обыкновенным своим уловкам. Желая придать площади ее обычный ночной вид, они выпустили на нее нанятых шутов и певцов, и толпы гуляющих немедленно появились в разных местах Пьяццы. И в ту минуту, когда Джельсомина входила на Пьяцетту, обе площади были запружены народом. Небольшие группы еще взволнованных рыбаков стояли у паперти собора.

Кутаясь в свою мантилью и заботливо поправляя маску, Джельсомина быстро подвигалась к центру Пьяццы.

Она быстро дошла до площади святого Николая. Здесь обыкновенно находились наемные гондолы; однако, сейчас там не было ни одной: боязнь или любопытство отвлекли гондольеров от места их обычной стоянки. Джельсомина вошла на мост и лишь оттуда заметила одну гондолу, приближавшуюся со стороны Большого канала. Нерешительный и неуверенный вид девушки привлек внимание гондольера, и он привычным жестом предложил ей свои услуги. Так как она совсем не знала улиц Венеции, то воспользовалась его предложением. В одну минуту она спустилась по лестнице, прыгнула в лодку и, сказав слово «Риальто», скрылась в каюте. Гондола двинулась в ту же минуту.

Джельсомина была уверена в успехе своего предприятия, потому что она нисколько не боялась быть узнанной простым лодочником. Ее намерения ему не были известны, и в его интересах было безопаснее провезти ее, куда она желала. Подвигаясь вперед, она чувствовала, как свежий воздух канала оживлял ее. Взглянув мельком на дворцы и гондолы, стоявшие вдоль берегов, она решилась посмотреть на гондольера.

Его лицо было закрыто маской, так искусно сделанной, что при неверном свете луны можно было с первого взгляда подумать, что он вовсе без маски.

Обычай носить маску был распространен не только среди патрициев и их служащих, но и наемные гондольеры пользовались иной раз маской. Такой способ скрывать лицо мог, пожалуй, возбудить некоторое опасение, но, подумав немного, Джельсомина решила, что этот человек возвращался, должно быть, с прогулки с каким-нибудь влюбленным, потребовавшим, чтобы все окружающие его были в масках.

— Куда прикажете вас везти, синьора? — спросил гондольер. — К набережной или к дверям вашего дворца?

Сердце Джельсомины сильно забилось. Ей нравился этот голос, хотя она и знала, что звук его обязательно изменялся, проходя через маску. Так как ей никогда не приходилось заниматься чужими и особенно такими важными делами, она вся дрожала от волнения.

— Знаешь ли ты дворец дона Камилло Монфорте, калабрийского синьора, живущего в Венеции? — спросила она после минутного колебания.

Этот вопрос, казалось, настолько поразил гондольера, что он не мог скрыть невольного волнения.

— Синьора, — спросил он, — прикажете везти вас туда?

— Да, если ты знаешь, где этот дворец.

Гондольер ударил веслом, и лодка поплыла между высокими стенами. Очутившись в одном из узких каналов-переулков, Джельсомина убедилась, что гондольер хорошо знал город. Он остановился около калитки и прыгнул на лестницу, чтобы помочь молодой девушке выйти из лодки. Джельсомина ему велела подождать и поднялась по ступеням.

Всякий, более опытный, чем Джельсомина, мог бы сразу заметить беспорядок, царивший в доме дона Камилло. Служащие недоверчиво смотрели друг на друга и, казалось, не знали, что им делать. Когда дочь тюремного смотрителя вошла в переднюю, они все поднялись, но никто не пошел ей: навстречу. Маскированная женщина не была редкостью в Венеции, потому что все женщины пользовались маской, выходя на каналы; но, судя по виду слуг дона Камилло, казалось, что они на этот раз не без удивления смотрели на вошедшую.