Джеймс Купер - В Венеции

— Ты — Джакопо Фронтони? — спросил незнакомец.

— Я самый.

— Можешь ли ты мне верно послужить? Если согласен, то получишь сто цехинов вот из этого кошеля.

— А позвольте узнать: чью жизнь вы оцениваете так дорого?

— Жизнь дона Камилло Монфорте.

— Дона Камилло Монфорте? — повторил растерянно Джакопо.

— Ты его знаешь? Так постарайся устроить хорошенько это дело, и сумма будет удвоена.

— Но мне необходимо знать ваше имя, синьор.

Незнакомец осторожно посмотрел вокруг и поднял маску. Браво увидал лицо молодого кутилы Джакомо Градениго.

— Теперь ты спокоен?

— Да, синьор… Когда прикажете исполнить ваш приказ?

— Обязательно сегодня ночью, и, чем скорее, тем лучше.

— Где вы желаете, чтобы я с ним покончил: в его дворце или…

— Пойди сюда, Джакопо, я тебе кое-что скажу. У тебя есть маска?

Браво щелкнул языком в знак подтверждения.

— Надень ее и пойди отыщи свою лодку, а я тебя догоню.

Джакопо выдвинул свою гондолу из множества других, привязанных к кольцам набережной, и отъехал на некоторое расстояние, убежденный, что за ним следили, и что ему не придется долго ждать. Он не ошибся в своих предположениях, потому что через несколько минут два человека подъехали к нему в гондоле и молча перешли в его лодку, отдав приказание своему гондольеру следовать за ними в отдалении.

— В Лидо! — сказал один из них.

Когда они отъехали далеко от судов, оба пассажира вышли из каюты и приказали браво перестать грести.

— Ты берешься исполнить это поручение, Джакопо Фронтони? — спросил наследник сенатора Градениго.

— Но где вы прикажете убить его, синьор?

— Мы придумали средство вызвать его из дворца, и он теперь в твоем распоряжении. Скажи только: согласен ты работать на нас или нет?

— С большим удовольствием, синьор. Я люблю иметь дело с храбрыми людьми.

— В таком случае, ты не пожалеешь, если возьмешь на себя разделаться с ним… Неаполитанец, видишь ли, оказался моим соперником в любовном деле… Так ли я говорю, Осия?

— Ах, вы не думаете о нашей с вами безопасности, синьор Градениго… Праведный Даниил! Я не вижу никакой необходимости наносить смертный удар, Джакопо. Достаточно ранить его, чтобы он на некоторое время оставил мысль о женитьбе.

— Нет, Джакопо, бей прямо в сердце! — сказал Джакомо. — Потому-то я и обратился к тебе, что знал твердость твоей руки.

— Это совсем ненужная жестокость, синьор Джакомо, — возразил ювелир. — Для наших планов достаточно, чтобы герцог приблизительно с месяц не выходил из дома.

— Упрячь его в могилу, Джакопо! Слушай меня хорошенько! Я тебе обещаю сто цехинов за удар, еще сто за то, чтобы он был убит наповал, и еще сто, чтобы его бросить в канал Орфано, где вода навсегда скроет нашу тайну.

— Таким образом, вы не согласны ограничиться только раной, синьор Градениго? — спросил ювелир.

— Ни в каком случае! И я не дам тогда ни одного цехина. Согласен ты на мои условия, Джакопо?

— Точно так, синьор, я их принимаю.

— В таком случае греби к Лидо. Мы его обманули, послав письмо от имени той девушки, чьей руки мы оба добиваемся. Он будет там один в надежде покинуть вместе с ней Венецию. В дальнейшем я полагаюсь на тебя. Ты меня понимаешь?

— Вполне, синьор.

— Ты меня знаешь и можешь рассчитывать на то, что я тебе обещал… Осия, мы свое дело сделали.

Джакомо Градениго дал знак подъехать своей гондоле и, бросив Джакопо кошель с первой частью обещанной платы, вошел в свою лодку с равнодушным видом человека, привыкшего смотреть на подобные средства, как на вполне законные для достижения своей цели. Осия, видимо, не мог так действовать. Это был скорее ловкий плут, чем злодей, и крайность, до которой доходил в своей мести Джакомо, сильно пугала его. Уходя, он остановился, чтобы сказать несколько слов Джакопо.

— Говорят, что у тебя меткий удар, Джакопо, — сказал он еле слышно. — При твоей ловкости ты должен так же искусно наносить раны, как и убивать. Не убивай неаполитанца, а только ткни его хорошенько.

— А ты забыл про золото, Осия?

— Ах! Какая у меня память. Деньги твои ни в каком случае не пропадут, если ты все уладишь таким образом, что дашь моему кавалеру надежду на успех у завидной наследницы.

Джакопо сделал нетерпеливый жест, потому что в эту минуту он заметил гондолу, приближавшуюся со стороны Лидо. Еврей перешел в лодку своего спутника, а браво направился к острову. Быстрыми шагами он пошел к могилам.

— Не меня ли ты ищешь? — спросил его человек, выходя из-за песчаного холмика и держа наготове обнаженную шпагу.

— Вас, герцог, — ответил Джакопо, снимая маску.

— Тебя ли я вижу, Джакопо? Говори скорее, что ты знаешь о Виолетте?

— Идите за мной, дон Камилло, и вы се сами увидите.

Дон Камилло вошел в гондолу Джакопо, и, когда они были в одном из проходов Лидо, ведущих к заливу, браво начал свой рассказ. Он быстро передал дону Камилло все случившееся, не забыв о планах Джакомо Градениго насчет убийства соперника.

Фелука, получив пропуск от полицейских агентов на сторожевой галере, уже вышла из порта и плыла теперь каналом, по которому должна была выехать в Адриатическое море. На море было тихо, легкий ветерок долетал с берега. Все благоприятствовало беглянкам. Они сидели, прислонившись к мачте, и, наслаждаясь красотой лунной ночи, всматривались в удалявшиеся купола Венеции. Время от времени с каналов доносилась музыка, навевая грустное настроение. Вдруг раздался плеск воды от подъехавшей гондолы, и дон Камилло, прыгнув на палубу фелуки, обнял свою молодую супругу.

После коротких переговоров Стефано Милано решил навсегда оставить службу у республики и перейти к своему феодальному владельцу. Времени терять было нельзя. Натянули паруса, и фелука стала быстро удаляться от берега, имея на буксире гондолу Джакопо.

— Вам надо отправиться в Анкону, синьор Камилло, — сказал браво, все еще не решавшийся уехать. — Там вы немедля обратитесь к покровительству кардинала-секретаря… Если Стефано пойдет открытым морем, вы можете встретиться с галерами республики.

— Не бойся за нас, милый Джакопо. Но что с тобой будет, если ты останешься в руках Сената? Вот что меня беспокоит.

— Будьте спокойны, синьор. Покинуть Венецию теперь, вы знаете, я не могу. Я привык и к опасностям, и к нищете, и к… разочарованиям…

Он поцеловал руку донны Виолетты, которая, не зная еще всех оказанных им услуг, слушала его с удивлением.

— Дон Камилло Монфорте, — продолжал браво, — опасайтесь Венеции. Не доверяйте ее обещаниям. Мне лучше всех известна фальшивость ее правительства. Не забудьте, что это мое последнее вам слово…

— Ты так говоришь, Джакопо, как-будто нам не придется больше увидеться.