Евгений Рогачев - Рогнеда. Книга 1

— Позволь молвить, боярин, — Феофан неожиданно нарушил ход мыслей.

— Еще что? Ты сделал свое дело. Получи у ключника положенную плату и можешь проваливать.

— Плата не нужна мне, боярин. Хоть, не скрою, и люблю я золото, но с тебя его не возьму. — Феофан помолчал, огладил бороду. — Хочу совет тебе дать, боярин. Потому как вижу, что прикипел ты душой к девице этой и вижу, что судьбы ваши связаны воедино.

— Некогда разные истории слушать. Самое время выносить ее на погост. Так ведь, по-твоему, выходит?

— Так, да не так. Ты послушай, а потом решай, как поступить.

— Странный ты какой-то старик, непонятный… Ладно, сказывай.

— Случилось это в те времена, когда прадед моего прадеда был еще совсем юнцом, — без долгих предисловий начал Феофан таким же тихим голосом. Сам, видно, понимал, что времени и впрямь осталось не так и много. — В городе Магрибе жил шах. И была у него дочь, прекрасная гурия, равной которой по красоте и уму не было во всем подлунном мире. Шах не чаял души в своей дочери, но однажды случилось несчастье. Свалил дочь шаха неизвестный недуг. Что только не делали известные своей мудростью маги и лекари, прославленные ученостью. Но все было напрасно — дочь шаха угасала на глазах. Бедный шах совсем отчаялся и не знал, что делать. Тогда первый визирь рассказал ему про древнего старца, жившего уединенно в горах Маравиншаха. Это была последняя надежда, и шах ухватился за нее. За старцем был срочно отправлен конный отряд. Когда его доставили ко двору, он осмотрел дочь шаха, лежавшую без сознания, и изрек, что только благородный металл и камни древних прародителей могут излечить ее. Тут же дочь шаха отнесли в сокровищницу, расположенную под самым дворцом шаха, и оставили на три дня. А когда вернулись за ней, то увидели, что девушка сладко почивает, окруженная драгоценными камнями и слитками из золота. Шах возликовал, что болезнь отступила, и хотел тут же наградить отшельника, но тот пропал и больше старца не видели ни в городе, ни в горах. Растворился он бесследно среди древних дорог. Девушку больше недуг не посещал, и она счастливо дожила до старости и покинула этот бренный мир в положенное время, когда Аллах призвал ее к себе. — Феофан помолчал, потом добавил: — Вот такая история, боярин. Что в ней правда, что вымысел — о том не знаю, но ее еще долго передавали из уст в уста, и так она дошла до моих ушей.

Боярин Василий недоверчиво посмотрел на Феофана, перевел взгляд на Рогнеду. Под тонким одеялом было заметно, как тяжело вздымается грудь девушки.

— К чему ты рассказал ее, старик?

— Не знаю, боярин. Просто пришла на ум, я тебе и поведал. А ты уж сам решай, как поступить.

— Ладно, лекарь, ступай! — боярин махнул рукой. — Сказка твоя хороша, но только для старух, коротающих свои последние дни, и для малых детей.

— Как знаешь, боярин. — Феофан поклонился и, опираясь на посох, медленно вышел из боярских покоев.

Василий, оставшись один, прошелся по светелке, остановился около Рогнеды. В сказку, рассказанную лекарем, он не поверил, но терять Рогнеду не хотел. В голову пришла нежданная мысль. А вдруг понесла она от него? И вскоре на свет появится его сын, наследник? Такое вполне может быть, и тогда она должна жить. Василий подошел к образам, перекрестился. Все в руках божьих и только Он решает, кому жить, а кому умирать.

Покопавшись в памяти, Василий вспомнил, что нечто подобное слышал уже, когда был совсем еще юн. В древних былинах рассказывалось, что часто волхвы прибегали к этому способу, как к единственно верному. Верили они, что золото и камни, тая в себе какую-то неизвестную тайну, способны излечить от самого тяжелого недуга.

Василий остановился около двери, зычно крикнул:

— Гришка!

Отрок явился тотчас, остановился в дверях, вопросительно посмотрел на хозяина.

— Распорядись, чтоб в сенях не было никого. Чтоб ни одна живая душа не путалась под ногами. Гони всех в шею и сам проваливай куда подальше. Увижу кого — батогов отведаете.

— Сделаю, боярин! — Гришка не высказал удивления, поклонился и убежал выполнять повеление хозяина.

Василий выглянул в окно, увидел, как забегала дворня, приметил стражников, выгоняющих всех домашних на улицу. Среди них метался Гришка, иногда покрикивая на особо нерасторопных. Вскоре топот от множества ног в коридорах стих. Боярин еще выждал немного, подошел к ложу, скинул одеяло и поднял на руки почти бестелесную девушку.

Выйдя в коридор, подошел к заветной двери и, придерживая одной рукой ношу, отпер. Изнутри привычно пахнуло холодом и сыростью. Задвинув дверь на место, стал спускаться в подземелье.

Положив Рогнеду на ворох соломы, принялся доставать из ящиков золото, камни драгоценные, украшения и сваливать в одну кучу. Все делал не спеша, без торопливости, как привык всегда. Умаявшись, сел передохнуть, прислушался к себе. Губы тронула усмешка. Что он делает? Иль действительно так дорога ему эта холопка, раз решил принести ее в самое сокровенное? Но мысль пришла и тут же упорхнула, так и не додуманная до конца, а Василий вновь принялся за прерванное дело.

Когда куча выросла достаточно, остановился, вытер вспотевший лоб. Еще раз поразился, как обширно его богатство. Не дай Бог прознает кто, тогда и со свету сживут. Непроизвольно оглянулся, пошарил взглядом по темным углам. Никого, только девица на ворохе соломы. Василий подумал, что, возможно, она единственная не рода Колычевых, кто за столько столетий посетил сокровищницу. Пусть и бездыханная, но все ж живой человек. Опять спросил себя: может, зря все это затеял? Но отступать Василий не желал и не хотел. Если оклемается, то он найдет способы, чтоб она забыла об этом месте. Ну, а если помрет, а сказка так и останется сказкой, то что ж… На все воля божья!!!

Василий разровнял переливающиеся в свете факела драгоценности, поднял Рогнеду и положил в самую середину. Только Василий отнял руки, девушка застонала и вроде как ресницы чуть дрогнули. Неужели тайная сила уже начала действовать? Василий поднялся с колен, трижды перекрестился и, осторожно ступая, покинул сокровищницу. Напоследок оглянулся на Рогнеду. Девушка по-прежнему лежала, не подавая признаков жизни.

Она погружалась все глубже и глубже, сознание меркло, и только временами вспыхивали видения далекого детства. Вот она в легком платьице бежит по лугу среди ковра из полевых цветов. Видение пошло рябью, и она ощутила себя парящей в воздухе. Маленькая девочка смеется, старается ухватиться за бороду дядьки, но его лицо то отдаляется, то приближается вновь. Она пытается его вспомнить, но не может — память занята чем-то другим. Картинка сменилась. На месте незнаемого дядьки вырос страшный зверь, лохматый и мерзкий. Он тащит ее куда-то в темноту, скалясь и роняя с желтых клыков клочки пены. Она сопротивляется, но сил нет, а взять их неоткуда. Темнота кругом, одна темнота. Дышать становится все труднее, и она продолжает погружаться туда, откуда выхода уже нет. Там одна холодная, пугающая пустота и ничего более. Но вдруг, на последнем издыхании, незнамо откуда появилась опора. Душа воспарила, окрепла, рванула ввысь и… вынырнула на поверхность.