Евгений Рогачев - Рогнеда. Книга 1

После криков, стонов, ругательств установилась тишина. Ватажники, тяжело дыша, переводили дух.

— Здоров боров оказался, — пробормотал Митрий, вытирая кровь с лица. — Да и пес его… Истый зверь, как и хозяин.

— Пришлось потрудиться? — Кистень с трудом поднялся, оперся рукой о ствол дерева, кивнул на распростертого палача: — Живой?

— Живой пока. Дышит. Чего с ним делать-то?

— Прирежь его, пока не очухался. Без надобности он нам теперь.

Митрий кивнул головой, стянул шапку, перекрестился и нагнулся над Демьяном. В самый последний момент, как будто почувствовав что-то, Демьян открыл глаза, но было поздно уже. Нож из крепкой дамасской стали по самую рукоять вошел в грудь Демьяна. Он выгнулся, схватился рукой за рукоять, силясь вырвать, но Митрий нажал еще сильнее, и перестал трепыхаться Демьян. Только в самый последний миг в глазах у бывшего палача промелькнула тоска. Промелькнула и погасла. Наверное, оттого, что так глупо все вышло. А потом душа с легкостью покинула бренное тело хозяина.

Митрий встал, обтер нож о пучок травы, спрятал на поясе.

— Уходим отсюда, — поторопил Кистень. — Нечего здесь больше делать.

Ватажники, таясь, вышли в проулок и вскоре затерялись среди десятков похожих друг на дружку мелких улочек.

На следующий день они вновь наведались в город. Только теперь зашли через западные ворота, где народа было поменьше. Пропетляв по узким улочкам, Кистень с Митрием вышли к высокому тыну. Обогнув, оказались на задней части подворья напротив небольших, с виду неприметных, ворот. Здесь народу было немного, и Кистень с Митрием, укрывшись под раскидистыми деревьями, затаились, приготовившись ждать.

Вдоль ворот прохаживался стражник. Он откровенно скучал и от нечего делать глазел по сторонам на убогую картину.

— Ну, и где знакомец твой? — Митрий устал стоять на одном месте и присел на землю, подвернув под себя ноги.

— Не балабонь, — отмахнулся Кистень.

Что-то прикидывая в уме, он окинул взглядом высоту тына, местность вокруг, стражника. Губы зашевелились, шепча непонятные Митрию словеса.

«Колдует, что ли?»

Кистень обернулся к подручному:

— Жди здесь. Я мигом.

Он выскользнул из-под деревьев и направился к стражу.

Заметив незнакомца, воин приосанился, сразу вспомнив, что не просто он праздно шатающийся человече, а приставлен нести государеву службу.

— Куда прешь? — спросил грозно, положил руку на рукоять меча. — Не видишь, нельзя сюда.

— Да подожди ты ругаться! — Кистень остановился, примирительно поднял руку. — Знакомого своего я ищу, оттого и пришел сюды. А ты — сразу за меч хвататься.

— Нет тут твоего знакомого. И нечего тут шастать. Счас кликну Мефодия, начальника стражи — мало не покажется. Отведаешь батогов-то.

— Грозный какой, — насмешливо протянул Кистень. Делать нечего, придется подмазывать, иначе и вправду может прогнать. Достал монету, припасенную заранее, кинул стражнику: — Держи! Может, подобреешь.

Стражник поймал монету на лету, повертел в руках, попробовал на зуб. Морщины на лице разгладились.

— Ну, чего тебе? — спросил с ленцой в голосе. Видно, Кистень не первый, кто пытался узнать, что творится за высокими стенами. — Говори скорей, а то мне уже меняться пора.

Кистень безбоязненно подошел ближе. Стражник оказался не молодым уже воином, со смешной бородавкой возле самого носа.

— Знакомого я ищу, — повторил Кистень.

— Как кличут?

— Онуфрий. Давно я его не видал. Но в последний раз он здесь был. На том же самом месте, где ты стоишь.

— Знаю такого, — кивнул страж.

— Позовешь его?

— А чего не позвать, позову. — Стражник расслабился, оперся о стену. — Тебя-то как кличут?

— Да скажи, что просто знакомец старый. Он как меня увидит, сразу и узнает. Имя мое ему ни к чему, он его и не вспомнит.

Стражник немного подумал, поразмышлял.

— Я меняюсь вскоре. Если найду его, то передам просьбишку твою. Ты пока схоронись. Не любит у нас Мефодий, когда чужие вокруг бродят. Может и мне ненароком влететь за самоуправство.

— Ты уж найди его обязательно.

— Найду, найду. Ступай.

Кистень вернулся к Митрию, скучающему под деревом.

— Ну, что?

— Ждем. Вскоре должен объявиться.

Прошло немного времени, и стражника сменили. Он ушел, а на его место заступил другой. Потом время потянулось медленно, раскручивая свой вечный клубок. Ватажники проголодались, в животах забурлило, словно там проснулся голодный тигр и зарычал от нетерпения. Кистень нащупал в кармане несколько монет. Может, послать Митрия за куличами? Бог его знает, сколь времени еще здесь торчать придется. Но тут из-за башни вывернул человек и, перебросившись парой слов со стражем, направился в их сторону. Еще издали Кистень узнал Онуфрия. Тот шел, немного подволакивая ногу, напоминая танцора на ярмарке.

Кистень выдвинулся из тени, и Онуфрий, подойдя ближе, тотчас узнал его. Он едва заметно кивнул головой и прошествовал мимо. Чуть погодя двинулись следом и ватажники.

Онуфрий шел не спеша, его сутулая спина легко угадывалась впереди. Народу все прибавлялось, потянулись торговые ряды. Лавочники, скарабеи, бочкари — все предлагали свой товар. Тут же бегали разбитные мальчишки, предлагая прохожим кто горячий сбитень, кто дымящиеся, только из печи, пироги с грибами, капустой, ягодой. Видя такое изобилие, Митрий голодно сглотнул. Не в силах совладать с собой, хотел стащить кулич, так призывно на него смотревший. Кистень, заметив это, зло цыкнул. Еще не хватало стражу приманить.

Они миновали почти весь город и очутились на тихой улочке. Онуфрий остановился около неприметной калитки, оглянулся, кивнул головой и вошел во двор. Кистень, а за ним и Митрий, прошли следом.

На небольшом дворе, огороженном покосившимся и местами прохудившимся частоколом, стояла невеликая изба. Чуть в стороне притулилось несколько построек, тоже ветхих на вид. В загоне озабоченно гоготали гуси, на крыльце, греясь в лучах солнца, растянулся кот неопределенной масти. Хлопнув дверью, из избы вышла женщина, коротко сказала:

— Проходите в избу.

Онуфрий уже сидел в красном углу, под образами. На столе стояла нехитрая еда, бутыль с сикерой. [33] В средневековой Руси — опьяняющий напиток. Произошло от названия боевого топора, секиры. То есть то, что способно отсечь голову от туловища. Ватажники вошли, перекрестились на иконы. Хоть оба и грешили больше, чем молились, но в Бога верили истово, впитав веру с материнским молоком, и обычаи старались блюсти.

— Садитесь! — Онуфрий указал на лавку.

Митрий, не ожидая приглашения, тут же накинулся на еду.

— Ну, здрав будь, Кистень. Не ожидал я тебя увидеть. — Онуфрий разлил по кружкам мутноватую жидкость. — Думал, сгинул уже давно.