Валерий Елманов - Царское проклятие

Взял. Прочел. Но сомнений не убавилось. Скорее напротив — они только увеличились. Вот если двое — тогда все ложится, как бильярдный шар в лузу, а если один — то никак.

Но как, когда, кто? Тут нужно было думать, и думать основательно. Подумал. Взвесил. Прикинул. Улеглось. В точности. Будто оно лежало тут давным-давно и дожидалось только моей сумасшедшей гипотезы.

Вот я и решил поделиться ею с тобой, читатель. А уж твое дело — соглашаться со мной или откинуть эту книгу небрежно в сторону, обозвав сочинителя вралем, каких мало. На все твое право. Мое же — написать. Правда, написанное вряд ли можно назвать историческим романом в классическом его понимании. Скорее уж в жанре криптоистории, которая оставляет неизменными события и в то же время предоставляет автору полную свободу трактовать их так, как он считает возможным, разумеется соблюдая при этом психологическую достоверность главных героев. Кстати, отцом-основателем этого жанра, думаю, по праву можно считать знаменитого Александра Дюма, для которого история всегда была лишь гвоздем, на который он вешал сюртуки своих романов.

Еще раз повторюсь — на все твое право, читатель. Только помни, что за исключением чуточку измененной биографии Малюты Скуратова-Бельского, которая, кстати, достаточно туманна и больше состоит из догадок и предположений, я не проигнорировал ни одного факта из числа бесспорных, которые приводят, описывая царствование Грозного, великие гранды нашей отечественной истории.

НИ ОД-НО-ГО!!!

А теперь… к делу…

— Вот рожу тебе сына, а братец его двухродный возьмет да и отнимет у него великое княжение, — ласково нашептывала, поглаживая волосатую грудь своего венчанного супруга, великого князя всея Руси Василия Иоанновича, его жена Соломония.

— Уж три лета вместях живем, четвертое идет, а он чтой-то не рождается все, — хмыкнул Василий.

— Потому и не рождается, что материнское сердце беду для него чует, — отозвалась Соломония.

Василий повернул голову и посмотрел на жену. Недавние любовные утехи никак не отразились на ее лице — ни блаженства, ни утомленности, ни сладостной неги, даже дыхание было ровным и безмятежным. Только в зеленоватых ее глазах горел загадочный хищный огонек.

«Ни дать ни взять — кошка на мыша нацелилась, — почему-то подумалось Василию. — Но хороша чертовка. Разве что телом чуток суховата, зато не квашня. А на престоле как сиживает подле меня. Мать моя, Софья Фоминишна, уж на что царевна византийская, ан и то так-то не величалась — телеса пышные мешали. Не зря я ее из тысяч выбрал, ох, не зря».

Вслух же отозвался грубовато:

— Некому отымать-то. Да и бояре супротив меня за удельного князя николи не подымятся.

— За удельного — нет, — проворковала Соломония. — А вот за того, кто твоим же отцом на царство венчан — могут. И не попрекнешь их. Скажут, мол, мы волю великого князя Иоанна Васильевича исполняем. Опять же Димитрий венчан был, а ты… [3] Димитрий (1483–1509) — единственный сын умершего Ивана Ивановича Молодого был венчан на царство своим дедом Иоанном III Васильевичем (1440–1505, великий князь Московский с 1462 года) в 1498 году в возрасте 15 лет, но уже в 1502 году по неизвестным причинам был вместе с матерью взят под стражу. Однако дед колебался чуть ли не до последнего дня, и оттого его сын Василий так и не был удостоен подобных почестей.

— Ты еще не угомонилась? — беззлобно — ну не мог он на жену сердиться — проворчал Василий. — Али забыла, что он — мой братанич? Как я на сына брата длань подниму — о том подумай!

— А ты предсмертные слова своей матери Софьи Фоминишны вспомни. Ведь помирала уже, а все о тебе беспокоилась, когда сказывала, что покамест Димитрий, сын волошанки [4] Жену Ивана Ивановича Молодого Елену, дочь молдавского князя Стефана, из-за ее происхождения часто звали волошанкой, то есть уроженкой Валахии. Умерла в 1502 году. ненавистной, жив, то и тебе покою не будет. Это завет ее тебе был, — шептала Соломония, склонившись к самому уху мужа и нежно покусывая его за мочку. — Да и братанич-то он так себе — наполовинку лишь. Отец-то его тебе не единоутробным братом [5] Первенец Ивана III и отец Димитрия Иван Иванович Молодой (1458–1490) был единственным сыном тверской княжны Марии Борисовны и, кстати, главным героем «великого стояния на Угре», отказавшись выполнить повеление своего отца и отвести полки от реки. Умер в 1490 году от «камчука». Василий III (1479–1533), великий князь Московский и всея Руси с 1505 года, был старшим сыном второй жены Иоанна III Софьи (Зои) Фоминичны Палеолог (1448–1504) — племянницы последнего византийского императора Константина XII Палеолога Драгаша. был.

— Зато единокровным! — отрезал Василий и резко поднялся с постели.

Не в первый раз поднимала этот разговор жена. И дался же ей малолетний Димитрий. Сидит себе и сидит в особой избе, что на казенном дворе стоит. Поди уж почти все про него забыли, а она все лезет и лезет с этим. Раньше он ее сразу обрывал, даже не дослушав, а теперь и у самого какое-то беспокойство на душе поселилось.

Казалось бы — с чего? Уже четыре года он, Василий III, сидит в Теремном дворце своего отца [6] Теремный дворец — так назывались царские жилые покои, заново отстроенные Иоанном III вместе со знаменитым тройным залом — Грановитой палатой. , заседает с боярами в Грановитой палате, а Димитрий, почитай, вдвое дольше — в обычной простой избе с толстенными, в палец, решетками на маленьких слюдяных оконцах. Да и сидит он там не на троне, а на простой лавке, которая, правда, имеет добрую пуховую перину, атласное одеяло и прочее, но хоть бы этих перин три было — свободу-то этим не вернешь.

Доброхоты его — князья Симеон Ряполовский и Иван Патрикеев вместе с сынами — тоже по надежным местам. Первый, которому отрубили голову, давно на том свете, последнему, из-за того что он был двухродным братом Иоанна Васильевича [7] Иван Юрьевич Патрикеев был родным сыном Марии — дочери великого князя Василия I Дмитриевича (1389–1425), то есть его мать доводилась родной теткой Иоанна III. , оказали милость, сослав в монастырь, где тот и помер. Сыны, правда, живы, но что они могут сотворить? Да и нет у них такого желания.

Однако семена беспокойства, которые чуть ли не каждую ночь щедрой рукой разбрасывала Соломония, все равно потихоньку начали давать свои зловещие всходы. То она напоминала (будто он и сам не помнит) о том, как благородно поступил с сыновьями своего родного дяди Юрия Васильевича его дед Василий Темный и какой страшной бедой обернулось это для него самого. То, и вновь как бы между прочим, подсказывала, что Димитрий последнее время много читает, и книги эти далеко не все святые, а есть и такие, про которые к ночи лучше не говорить, не то… Словом, ночная кукушка и тут перекуковала, к тому же дневной у Василия и вовсе не было [8] Имеется в виду поговорка, что ночная кукушка дневную всегда перекукует. .