Валерий Елманов - Подменыш

А что до главного вопроса — о монастырских землях, то он хоть и остался незаданным, но ответ на него царь все равно получил. Митрополит счел нужным еще раз вставить в решения собора, где говорилось о церковных судах, наказ великого князя Владимира своим детям, внукам и всему своему роду не вмешиваться в компетенцию духовных властей, а в заключении присовокупил к этому призыв всех небесных кар на тех, кто обидит церковь, вмешается в компетенцию ее суда, или возьмет, или отсудит что-либо у церквей и монастырей, поименовав всех посягавших на те или иные ее права святотатцами.

И речь тут шла не о простых мирянах. Отнюдь. Чтобы расставить все точки над «i», Макарий ясно указал: «Аще некий царь и князь или в каком сану ни буди… возьмет что от святых церквей, или от святых монастырей, возложенных богови в наследие благ вечных от недвижимых вещей, таковые по божественным правилам от бога, аки святотатцы осуждаются, а от святых отец под вечною клятвою да суть».

— А ты что же думал? — Отец Артемий оглянулся на плотно прикрытую дверь, после чего продолжил вполголоса: — Поучился с годок у меня да у покойного Федора Иваныча, и все — бога за бороду ухватил, а черта за рога? Если б все так просто было.

— А как надо? — уныло вздохнул Иоанн, с грустью в очередной раз осознавая великую мудрость, гласящую, что от книжных познаний до умелого применения их в жизни зачастую не яма или овраг, но целая пропасть.

— Исподволь, неспешно да с оглядкой, — туманно ответил старец. — Их так просто не одолеть, — и ободрил: — Но даже ныне далеко не все тобой потеряно, так что погоди сабельку в ножны засовывать — сгодится еще. Не завершен твой бой.

— То есть как? — опешил Иоанн.

— А вот так, — лукаво улыбнулся отец Артемий. — Не забыл ли, что собор приговорил? — и, не дожидаясь, пока царь вспомнит, произнес: — Отправить свои решения в Троицкую лавру к бывшему митрополиту Иоасафу, бывшему ростовскому архиепископу Алексию, бывшему чудовскому архимандриту Вассиану и бывшему Троицкому игумену Ионе и прочим соборным старцам.

— Ну и что? Неужто они их не одобрят? — снова не понял Иоанн.

— Ныне дороги опасны. Татей шатучих на них вельми много. Отсель до обители хоть и недалече, но не ровен час налетит кто-нибудь, решив, что у посланцев митрополита не грамоты в мешках, а серебро звонкое.

— Ты на что это намекаешь, отец Артемий?! — вытаращил Иоанн глаза на старца. Всего он ожидал от своего учителя, но что тот посоветует такое — даже предположить не мог.

— К тому же глупо это, — добавил царь, чуть подумав. — Все равно они все свитки по многу раз перебелили. Отнимешь один, так они второй отправят. Зато коли дознаются, что то не тати, а мои людишки, мне и впрямь небо с овчинку покажется.

— Эва куда ты загнул, — крякнул старец. — Заехал ты околицей, да не в те ворота. Я ж о другом совсем. Ты любимца своего с ними отправь, да стрельцов ему дай. Дескать, для вящего сбережения и почета. Ну, и подарков с ним пошли. Пусть он с этими старцами, которые ответ дать должны, сам перетолкует — как да что. Глядишь и упросит их… не согласиться кой с чем.

И ведь как в воду глядел отец Артемий. Душистый вишневый мед, восточные сладости, новые рясы и теплые верблюжьи одеяла с мягкими перинами вкупе со сладкоречивыми речами Адашева сделали свое дело, подвигнув старцев на одну замену. Была она небольшая, но стоила дорогого. В статье о выкупе пленных старцы, посовещавшись, внесли изменение и написали, что откуп надлежит брать не с сох, а с архиреев и монастырей. По всей видимости, они решили, что мысль взымать с сох принадлежит самому Иоанну, иначе не сделали бы следующую приписку: «… Крестьянам, царь-государь, и так много тягости в своих податях, государь, окажи им милость» [66] Цит. по: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 7. Гл. 1. .

Прочитав это, Иоанн мгновенно прикинул, сколько рублевиков от такого переноса останется в его казне и сколько убудет у митрополита с монастырями, и целый день потом ходил веселый. Но случится это гораздо позже, а пока царь по-прежнему пребывал в печали, сокрушаясь о своем оглушительном поражении. Видя такое его настроение, отец Артемий сделал еще одну попытку утешить:

— Да и грешно тебе так уж отчаиваться. Кой в чем, пускай и не во всем, ты тоже своего достиг.

— Это я-то своего достиг?! — возмутился Иоанн. — Ты думай, отец Артемий, допрежь того яко лжу изрекати. Да они все мне вперекор содеяли, а в ином и вовсе, токмо чтоб досаду учинить. Неужто им неведомо, что люблю я и гусляров, и скоморохов. На соборе же рек, что мнихам негоже глядети на многовертимое плясание, ногами скакание и хребтом виляние. Мнихам, отче, но не мирянам! А они яко содеяли?! Да как собаки на сене! Ах, коли нам негоже, так и мирянам негоже глумиться кощунами! [67] Глумиться кощунами — тешиться, забавляться развлечениями. Пусть заместо того почаще в церковь хаживают, да в молитве упражняются, а коль ублажить себя восхотят, то для того, мол, церковное песнопение есть. А на игрища почто напустились без разбору? Я ведь токмо про зернь речь вел. Там на кон ставить с деньги начинают, а рублями заканчивают. Иной, кто сердцем распалится, и без портов может остаться. А они что? Чем им тавлеи [68] Тавлеи — шашки (ст.−слав.) . с шахматами помешали?! А я тебе скажу чем. Именно тем, что ведают они, как государь их любит. Вот и воспретили. И ты опосля всего того будешь сказывать нелепицу, что я верх взял?!

— Буду, — спокойно ответил отец Артемий. — Ты что же, забыл совсем, что теперь архиепископам, епископам и монастырям купля вотчин без твоего дозволения воспрещена? Опять же и со вкладами земельными на помин души родичам полегше будет, потому как они их выкупить могут. Тоже твоя добыча.

— Это да, — слабо улыбнулся Иоанн, слегка ободрившись от услышанного.

— И я так памятую, что ты сам ссылку на уложение отца своего удумал, когда воспретил вотчинникам без твоего дозволения продавать али дарить монастырям свои угодья, — все так же спокойно продолжал старец.

— Так ведь там же и сказано, что это лишь впредь, а коль церковь свой дар до собора получила, то все — назад не воротить, — вновь закручинился царь.

— И то славно. Зато наперед никто не посмеет землицу дарить, а коль и подарит, то ты все одно обратно ее возвернешь, да уже себе. И ежели кто свою вотчину церкви по духовной отпишет — тоже изымешь. А розыск, что теперь будет учинен по всем поместным и «черным» землям, кои правдами и кривдами владыки да монастыри за долги обрели али вовсе захватили насильством у детей боярских, да у черносошных крестьян? Опять же казна монастырская. Сумел ведь ты настоять, чтобы ее ведали и отписывали по всем монастырям твои дворецкие и дьяки.