Джеймс Джексон - Кровавые скалы

Англичанин спешился перед осыпавшимся равелином и побрел к остаткам рва. Запустение и тягостные воспоминания наполняли ум мыслями, темными, подобно пеплу, поднятому сапогами во время ходьбы. Рядом с каждым закопченным искореженным камнем, каждой широкой зияющей брешью проходили схватки, атаки: здесь удавалось передохнуть, здесь погибали воины. А здесь стояли стулья, на которых раненые де Гуарес и его рыцари сидя встречали неизбежное. «Покойтесь с миром, братья…»

Из укрытия выползла жирная крыса и с довольным видом прошествовала мимо груды каменных осколков. Приходили все новые воспоминания, новые сцены страданий и героизма всплывали перед взором. Гарди встал на ту самую разбитую пушку, возле которой во время передышки собирались его солдаты и которая сотрясла кавалерийскую башню, перебив янычар. Тот самый аванпост, где он тайно виделся с Марией, обвалившееся каменное строение, где он снова и снова отражал турецкие атаки. Тот самый вход в часовню, где враги его пленили.

Крыса скрылась из виду. Взгляд Гарди скользнул по испещренному воронками внутреннему двору крепости, пальцы коснулись борозд и вмятин на обломках известняка. Вокруг было тихо и пустынно. Кристиан отыскал ступени и взошел на крепостной вал.

— Сон павших и горечь выживших.

Позади, на расстоянии не более шести футов с пистолетами в обеих руках стоял рыцарь Большого Креста Лакруа. Оттуда он не промахнется.

Гарди медленно повернулся.

— Я не вижу в ваших глазах и тени вины.

— И не увидите.

— Вы стоите там, где на кольях покоились головы моих друзей и собратьев.

— То были не мудрые головы.

— Зато смелые и благородные. — Гарди покосился на дула пистолетов: — К чему вам оружие?

— Я буду казнить вас.

— Значит, де Понтье не был предателем.

— Смерть шевалье де Понтье ничего не меняет. Он и приор Гарза, сами того не ведая, исполнили свое предназначение. Они привлекали к себе внимание, подогревали конфликты и сеяли вражду, под покровом которой я сумел утаить мои истинные намерения и поступки.

— Вы раскрыли себя.

— Я сам выбрал место и время, а мертвецы не выдают секретов.

— Ваши усилия тщетны. Орден спасен, турки бежали.

— Сулейман не станет мириться с поражением. Через год его войско вернется с новыми силами. Стены Биргу и Сенглеа разрушены, рыцари перебиты, а вы с Ла Валеттом будете по разные стороны жизни.

— Вы затеяли долгую игру.

— Есть другой выход?

— Выход — честь, преданность и верное служение, но не предательство.

— И это говорит падальщик, шакал, что бегает за львиным прайдом, питаясь объедками и чужим горем.

— Предатель!..

— Свою родину я не предавал.

— Вы заключили сделку с врагами.

— Турция в союзе с Францией, а Франция враждует с пиратами, которые угрожают торговле и мирному равновесию и навлекают на наши берега гнев самого султана.

— Орден защищает Европу и все христианство.

— Орден защищает только себя и богатеет за счет набегов, пренебрегая чужими интересами.

— Вы были собратом Ла Валетта, неотступно следовали за ним, сражались вместе на Родосе и перенесли знамя святого Иоанна на Мальту.

— Человек способен учиться на ошибках и постичь, в чем состоит его самый главный долг.

— Ручаюсь, исполнение такого долга хорошо оплачивается.

— В 1307 году храмовники стали бесполезны, и король Филипп приказал ликвидировать орден. Так и по приказу короля Франциска I орден госпитальеров должен был сгинуть, а ныне он сам пришел в упадок.

— Вы верите, что султан возьмется защищать границы Франции?

— Мы подписали соглашение.

— Вы едите из одной тарелки с дьяволом.

— Нам виднее, юный Гарди.

Длинные стволы пистолетов наклонились. Мгновение — и грянет выстрел. Гарди внимательно смотрел в лицо старому рыцарю, выискивая намеки, силясь понять, сопоставить с виду невинную внешность с прозвучавшим признанием.

— Ваши раны быстро затягиваются.

— Они поверхностны. Я нанес их себе сам, чтобы попасть в лазарет и не участвовать в битве.

— Там вы и встретили Ла Валетта.

— Там легче было делить с ним трапезу. И вновь травить.

— Вы дали клятву защищать орден и веру.

— Нашими поступками руководят жестокие обстоятельства нынешней эпохи. Мальта принадлежит Испании и находится под покровительством римского папы. Остров не дает моей стране никакой выгоды. Но я дарю его туркам, чтобы мы могли мирно жить и благоденствовать.

— Здесь погибли тысячи, Лакруа.

— Война и жестокость часто ходят парой.

— И вы не раскаиваетесь?

— Я раскаиваюсь лишь в том, что не убил вас раньше.

— Это вы предупредили турок о плывущем в Сент-Эльмо подкреплении? Вы взорвали пороховой склад? А янычары в казематах тоже ваша работа?

— Вы назвали далеко не все.

— Фра Роберто предупреждал, что мотив укажет на злодея.

— Он умен для пьяницы и, как я слышал, хорошо стреляет из арбалета.

— Вы не заслуживаете даже презрения.

— А ваш друг Юбер не заслужил и достойной могилы. Он так легко последовал чужим советам.

— Стреляйте, Лакруа. Я не желаю стоять с вами рядом.

— Что ж, мирская суета и без вас утомительна.

Не дрогнув, Кристиан смотрел на Лакруа. Он подумал о павших и живых воинах, о Марии и ребенке. Что ж, они останутся в живых, а он увидел победу и услышал праздничный звон колокола Монастырской церкви. Страха не было. Крики матери и сестер стихли, а несбывшиеся мечты и надежды юности больше не жгли грудь. Воцарилась тишина. Двадцать два года истекли.

— Вам не избежать наказания, Божьего или людского, Лакруа.

— Мне предстоит увидеть триумф, который вы лишь отсрочили. Молитесь!..

— Отче наш, сущий на небесах…

Раздался выстрел.

Некоторое время Лакруа стоял и смотрел на труп. Как и ожидалось, англичанин умер, преисполненный дерзким безразличием. Достойно уважения. У Лакруа не было личных мотивов убивать Гарди — он лишь пытался упрочить свое положение и устранить опасность. Теперь рыцарь вновь обрел спокойствие. Но совершить предстояло еще многое. А для начала навестить Жана Паризо.

Лакруа направился через крепость тем же путем, что и пришел. Угасающее прошлое не сравнится с переписанным будущим. Лакруа ухватился за поводья и запрыгнул в седло. Гарди там, где ему и должно быть. Он умер и присоединится к собратьям. В радостной суматохе никто не станет совать нос, задавать вопросы и разыскивать рыцаря Большого Креста Лакруа. Жизнь продолжалась. Он еще не довел свое дело и поручение Франции до конца.

Едва рыцарь развернул лошадь — ударил пущенный из пращи камень. Веки Лакруа сомкнулись, а между глаз потекла струйка крови. Всадник рухнул наземь и испустил дух. В последней вспышке сознания он увидел, как мимо промелькнул Люка. Мальчик мчался через форт, окликая и выискивая Кристиана. Наконец Люка поднялся по ступеням. Англичанин неуклюже лежал на боку, лицом к морю, указывая одной рукой в сторону Сент-Анджело. Мальчик опустился перед ним на колени и, наклонившись, опустил веки убитого. Последнее прощание. Люка нежно поцеловал лоб Кристиана, снял серебряное распятие и надел себе на шею. Крестик принадлежал живым.