Валерио Массимо Манфреди - Пропавшее войско

— По мне, так он тянет время. Ждет сигнала от Софоса или Менона касательно положения в лагере азиатов и ответа от Ариея.

Двое, стоявшие перед нами, зашикали:

— Тсс! Тише, мы хотим послушать, что он ответит.

Фалин произнес:

— Если бы путь к бегству существовал, я сказал бы тебе о нем, клянусь, но ты ведь сам видишь: отсюда невозможно выбраться. Назад вернуться вы не можете, вперед идти — тоже. Сдавайтесь, и я постараюсь замолвить за вас словечко. И ты тоже, Ктесий, верно? Царь наверняка прислушается к мнению своего личного лекаря, человека, спасшего ему жизнь.

Ктесий благожелательно кивнул.

— Вот видишь? — продолжал Фалин. — Он тоже заступится за вас, и бояться нечего. Так что ты мне ответишь?

Клеарх придвинулся ближе, и Фалин отступил на полшага, словно для того, чтобы сохранить безопасное расстояние.

— Благодарю за совет, друг, и я действительно его ценю, но, видишь ли, в сущности, проблема очень проста: или мы станем друзьями и царь, быть может, наймет нас на службу — в таком случае очевидно, что оружие понадобится, — или же царь разгневается и захочет заставить заплатить сполна — тогда нам тем более нужно оружие. Одним словом, о сдаче оружия и речи быть не может.

Фалин, с трудом скрывая досаду, некоторое время молча размышлял. Солнце стояло высоко, жужжание мошек, привлеченных тысячами трупов, стало почти невыносимым, в небе появились стаи ворон, и несколько крупных грифов описывали над нами широкие круги. Фалин посмотрел на грифов, потом на Клеарха, лекарь Ктесий же сохранял на лице отрешенное выражение стороннего наблюдателя, хотя внимательно следил за ходом переговоров.

Наконец Фалин ответил:

— Если так, я обрисую, что вас ждет: до тех нор пока находитесь здесь и никуда не двигаетесь, между вами и царем будет перемирие; если выступите, начнется война. Что я должен передать?

Клеарх, казалось, ничуть не смутился:

— Ты ведь сам сказал: если не двинемся, будет перемирие, если выступим, начнется война.

Фалин прикусил губу, сдерживая гнев, и отправился восвояси не прощаясь.

— Все прошло не так, как он рассчитывал, — заметил Сократ.

— Нет. Думаю, нет, — ответил Клеарх. — А когда он явится к царю с докладом, его ждут неприятности. В любом случае мы не можем оставаться здесь: нам нечего есть.

В это мгновение появились Агасий и Софос.

— Арией ранен, но поправится, — проговорил Софос. — Менон и Глус остались в лагере.

— Что он ответил на мое предложение?

— Сказал, что лучше забыть об этом: ни один знатный перс не согласится признать его царем, даже если мы завоюем для него троп. Если присоединимся к нему, он выведет нас отсюда; в случае согласия мы должны как можно скорее отправляться к нему. Если нас не будет до завтрашнего утра, он уйдет один.

— Понятно, — ответил Клеарх. — Вы ничего странного не видели по дороге сюда?

— Нет, — сказал Глус. — Все спокойно. Персы далеко.

— Пока, — заметил Клеанор.

— Пока, — согласился Клеарх.

Он повернулся к трубачу, велел играть сбор для высших военачальников, и через несколько мгновений командующие крупными подразделениями собрались.

Ксен хотел было отправиться ко мне, но по дороге столкнулся с Софосом, двигавшимся на собрание военачальников.

— Пошли со мной.

— Но я не являюсь…

— Теперь являешься, — ответил Софос сухо. — Пошли.

Ксен без возражений последовал за ним, а я ждала, сидя на земле рядом с его конем Галисом, рабом и вещами. У него с собой были кое-какие пожитки, и, учитывая крайнее положение, в каком мы все оказались, за ними не мешало присматривать. Совещание продлилось до середины дня. Ксен вернулся с Софосом, они остановились шагах в двадцати от меня. Потом Софос двинулся своей дорогой, а Ксен подошел ко мне.

— Готовься. С наступлением вечера отправляемся в путь.

— И куда пойдем?

— Доберемся до остальных, а там посмотрим… Поесть что-нибудь осталось?

— Да, я могу поджарить лепешку, есть еще соленые оливки и немного вина.

— Отлично. Быстренько поужинаем, а потом двинемся.

По правде говоря, в повозке оставались еще припасы, но если бы я сказала об этом, он пригласил бы кого-нибудь к ужину — Сократа или Агия, или Глуса, или всех троих. А мне не хотелось оставаться совсем без пищи до тех пор, пока мы не найдем способ ею разжиться.

Лепешка источала слишком соблазнительный запах для этих несчастных голодных юношей. Им было по двадцать лет, накануне они весь день сражались как львы. Ксену не пришлось просить меня: я сама поделилась с соседями.

Ксен не нашел никакой подставки, чтобы записать произошедшее, поэтому охотно разговорился, особенно после того, как я налила ему немного сладкого вина.

— Нам угрожает большая опасность, верно?

— Да.

— Я кое-чего не понимаю. Армия царя значительно превосходит нашу числом, почему же он на нас не напал?

— Потому что боится.

— Чего?

— Воинов в красных плащах. Их считают непобедимыми. Восемьдесят лет назад спартанский царь по имени Леонид с тремя сотнями храбрецов занял Фермопилы, ущелье в центральной Греции, и на протяжении нескольких дней сдерживал наступление персидского войска, гораздо более многочисленного. Соотношение было сто к одному. Парни, которых ты видишь, принадлежат к тому же народу, и вчера они обратили в бегство левое крыло персов, в пять раз превосходившее их числом. Воины в красных плащах — живая легенда. Один только вид их доспехов внушает ужас. Кир был уверен, что для победы над братом, самым могущественным правителем на земле, ему достаточно будет этой небольшой армии. И он не ошибался. Если бы Клеарх подчинился его приказу и сразу же напал на центр персидской армии, исход оказался бы совсем иным.

— А теперь мы в беде. И что сейчас делать?

— Доберемся до остальных, а потом станем искать путь к отступлению.

Я налила ему еще немного вина, чтобы он простил мою настойчивость.

— А ты думаешь, путь к отступлению существует?

Ксен склонил голову.

— Я не знаю. Мы находимся в самом сердце империи. Великого царя. Он боится нас, но также понимает: если вернемся назад, все узнают, что горстка, людей безнаказанно подобралась почти к самой его столице. Тебе известно, что это означает?

— Да. Однажды может найтись храбрый человек, способный повторить этот подвиг и довести его до конца — завоевать Персидскую империю.

— Верно. Если бы ты была мужчиной, могла бы стать советником какого-нибудь важного военачальника.

— Я не хочу становиться ничьим советником, хочу быть с тобой, если ты меня хочешь… до тех пор, пока ты меня хочешь.

— В этом можешь быть уверена. Но должна понимать, что соединяешь свою судьбу с судьбой изгнанника, человека, у которого больше нет ни дома, ни состояния, ни будущего. Ничего.