Андрей Буровский - Орден костяного человечка

Молча стоит Мордюков, смотрит на недокопанный раскоп, сразу превратившийся в бассейн. Будь потеплее, купаться можно было бы в раскопе. Но уже не тепло, и скоро он, Мордюков, сменит свой обязательный серый костюм на такой же обязательный синий — так уж полагается зимой. Что-то он думает, верный сын партии, недреманное око людей, поджидающих в Москве Кислотрупова?!

— Гражданин… Товарищ Мордюков, я хочу привезти золото в этом году!

— Хорошее желание, товарищ Кислотрупов… Но я думаю, оно неосуществимо.

Мордюков тыкает рукой в раскоп — мутная вода под сильными струями дождя.

Что делать?! Что делать?! Мордюков говорит — неосуществимо! И отчаянно упало, заколотилось где-то в пятках сердце. Золота нет. Он виноват. Что скажет начальник кабинета?! Он не знает! Нет, он знает слишком хорошо…

— Товарищ Мордюков, если нужно, давайте останемся здесь до зимы! Разложим костры, будем оттаивать землю!

Действительно — это же превосходный способ проявить героизм, совершить подвиг во имя… на благо… несмотря… В памяти мелькнуло что-то из газет: героический Отто Юльевич Шмидт на льдине, Абалаков, обнимающий камни на вершине пика Коммунизма…

— Вы уже подсчитали, в какую сумму обойдется раскопка зимой?

Мордюков прокричал эти слова прямо в ухо Кислотрупову, но послышался тому не натужный крик сквозь плеск дождя, а какой-то зловещий, мрачный шепот. Вот оно! Нет выхода. Нет никакого исхода. Нет золота, нет результата, и значит — нет самого Кислотрупова!

— Он не оправдал доверия партии и правительства, — так скажет владелец кабинета, и Кислотрупов исчезнет.

Наплыло воспоминание — две фигуры в форме, вытянувшиеся у двери.

— Чаю! — приказал тогда владелец кабинета, и принесли чай, с лимоном и сахаром. А в другой раз хозяин кабинета прикажет иное:

— Забрать!

И те же самые двое вцепятся в руки Кислотрупова, выволокут его в другую комнату — уже без мебели, обитую железом, вывернут карманы и ощупают каждый шов одежды.

— Руки за спину! Не оборачиваться!

И все. И исчезнет профессор Кислотрупов. Не будет больше того, кто брал в аспирантуру и давал выгодные места. Того, кто сидел в уютном кабинете с секретаршей. Из комнаты, обитой железом, выйдет человек другого мира… Кислотрупов задохнулся, прижал рукой колотящееся о ребра сердце. Наплыло воспоминание: вереница одинаковых, неразличимых людей в черных бушлатах грузит что-то в вагоны… Тогда Кислотрупов просто поспешно отвернулся от мира, поглотившего и Жукова, и Иннокентьева, и всех прочих, мешавших Кислотрупову. Как сказал хозяин кабинета?

— Если вы сомневаетесь, что экспедиция принесет результат, вы некрепки в марксизме-ленинизме-сталинизме… Если у вас правильная методология, вы не можете ошибиться…

Если он не нашел в этом году золота, у него неправильная методология! Он не марксист! Он не крепок! О горе, горе… Срочно найти того, кто виноват! Кто… ага! Вот она, спасительная мысль! Того, кто украл это золото!

— А вы знаете, Мордюков, ведь мы, может быть, тянем пустышку!

Мордюков повернул свою узкую, темную физиономию.

— Я не первый день думаю: бугровщики вполне могли найти это золото еще давно!

Мордюков смотрел молча. Кислотрупов никак не мог понять, что он думает об этой новой идее. Наконец Мордюков сделал жест — пригласил Кислотрупова в машину. Он сам вел машину, Мордюков, — как видно, умел делать и это, а шофер сейчас никак не нужен. Дождь колотил по металлу, грохот струй холодного дождя тоже почти заглушал голос. И все же в закрытом пространстве голоса получились слышнее. И вопрос Мордюкова свидетельствовал в очередной раз: он лучше понимает происходящее, чем хотел бы это Кислотрупов.

— Василий Сергеевич… Я не совсем понимаю вас — неужели курган раскопали не в древности?

— Когда его раскопали, вопрос сложный… Очень трудно определить время, когда его раскопали. Но вы же видите — он раскопан! Он раскопан людьми, которые прекрасно знают, где это золото!

Кислотрупов опять занервничал, и напрасно: холодная логика действовала на Мордюкова лучше всего.

— Бугровщики говорили, что не копают уже десять лет.

— Вы им верите?!

— Нет.

Мордюков тихо тронул машину. Шины ползли по осклизлой глине, двигатель ревел, преодолевая самый незначительный подъем. Хорошо, что деревушка в двух шагах: нахохлились избы под дождем.

— Здравствуйте, хозяева! Где тут братья Кирилл да Козьма?

— Козьма в горах… пошел корову искать. А Кирилл… Эй, Кирилл! Это к тебе!

— Гражданин Иванов? Собирайтесь, — произнес Кислотрупов как можно суше.

— Куда это? — попятился Кирилл.

— Сейчас узнаете, куда. Пойдете с нами.

Кирилл пожал могучими плечами, натянул ватник, сапоги… При этом на гимнастерке у него зазвенели медали и орден Красного Знамени. Почти такую же гимнастерку носил Кислотрупов, но уж, конечно, без орденов. Археолог хотел было спросить, за что награды, но понял — сейчас это было бы неуместно.

— Кирилл Иванович, — спросил он только в машине, — вы бугровщик, и вы должны знать про то, где здесь богатые захоронения.

Какое-то время Кирилл о чем-то размышлял. Было очень заметно, как он думает, морща лоб, стискивая большие коричневые руки. «Сколько он ими работы всякой переделал!» — подумал невольно Кислотрупов. И выражение лица у Кирилла по мере думания становилось все более отрешенное.

— Знать богатые курганы я знаю… Давайте лучше в избу зайдем, я вам по карте покажу…

— А не по карте? По местности можете?

— По местности тоже могу, но куда же мы уедем, в такую-то непогодь… Мало куда. А по карте я все покажу, все места.

Голос Кирилла Иванова дрогнул, и Кислотрупов понял — он боится.

— А Салбыкский курган — он богатый?

— Был богатый… Даже богатеющий был, пока не грабанули его.

— Угу… А вообще определить, какой курган, для вас не очень трудно… Это верно?

— Я, Василий Сергеевич, бугры копал, когда вы под стол пешком ходили.

Машина к тому времени остановилась возле самого раскопа. Знал Мордюков, куда ехать.

— Вот и поделись! — Кислотрупов решительно хлопнул рукой по офицерскому планшету. — Вот и расскажи, куда перетащил отсюда золото.

Надо было видеть это выражение лица! Богатейшая гамма выражений, от страха и отчаяния до восхищения: это же надо так повернуть! Вот перевел стрелки городской, так перевел! Не нашел золота, так теперь получается, что из-за него, из-за Иваныча!

— Бугор этот, Василий Сергеевич, ограбили еще лет назад с тыщу… Если загнул, то немного — может, лет пятьсот или шестьсот. И вы это, Василий Сергеевич, отлично знаете. Если вот ему, — Кирилл Иванович ткнул пальцем в Мордюкова, — иное рассказали, то это уже, как хотите, а грех! Потому что, как хотите, а подчистили бугор очень давно!