Сергей Городников - Порученец Царя. Персиянка

– Сюда! – расслышал он сквозь звон в голове и в ушах глухой, будто пробивающийся сквозь одеяло, призыв. – Сюда!

Закружился на месте, всматриваясь в опять сгущающуюся темноту, и неожиданно близко увидел плывущего на отрубе Антона. Тот вжимал голову в плечи, подёргивался от ударов всевозможного хлама, который будто сыпался с низких туч, однако упорно подгребал лопаткой весла, направляя кусок дубового ствола к месту его падения. Удача ухватился за обломки корней и забормотал дрожащим, срывающимся голосом, всё ещё приходя в себя от пережитого соучастия в самых изощрённых забавах смерти:

– Прочь! Прочь отсюда!

Отруб и без этих слов повлёк его вниз по течению и в сторону от Астрахани.

Догорающий остов развороченного взрывом корабля, оторванный от якорей и медленно сносимый рекой к другим судам, пылающий город и освещаемый кровавым заревом белый кремль остались позади. Антон прекратил работать веслом, только подправлял им плавное движение куска дуба, чтобы тот сближался с камышами, которые бесчисленным и вечно бдительным войском укрывали низкий правый берег. Он привстал в дупле и вытянул голову, высмотрел какие-то приметы. Опустился и после нескольких гребков завернул, как потом оказалось, в мелководный заливчик. Когда Удача нащупал дно и поднялся на ноги, отруб застрял среди тихо шуршащих камышовых зарослей, а напротив склонялась длинными ветками одинокая плакучая ива. В темноте она чем-то напоминала косматую голову великана, который давным-давно припал на колени, чтобы напиться речной воды, но никак не мог утолить свою жажду и со временем так и одеревенел.

– Мне надо срочно попасть на Заячий остров, переговорить с княжной, – глухо проговорил Удача. – Пусть она поможет остановить Разина. Надежда примирения с царём ещё не исчезла.

– Нет больше персиянки. Утопил её атаман.

Голос Антона был сумрачно деловитым, в нём не было желания участвовать в дальнейшем развитии местных событий. После такой новости, которая не стала неожиданной, Удача и сам понял, что остановить войну Разина с воеводой невозможно. Он не имел сил для уже бесполезных расспросов, и, унимая дрожь, подчинился уверенности товарища, последовал за ним, выбирался из ила на прибрежную траву.

– Придётся возвращаться за спрятанными деньгами, – устало произнёс он вполголоса в ответ своим невесёлым мыслями и уселся на травяное покрывало земли.

Антон не отвечал. Насторожено оглядевшись, он вернулся в реку, и там опять недовольно зашелестели камышовые листья. Он выбрался оттуда с вытягиваемым отрубом, протащил его под ветви ивы, где перевернул дуплом вниз.

– Да брось же ты этот плавучий хлам, – посоветовал Удача. – Не понадобится он больше.

На его товарища совет не произвёл ни малейшего впечатления. Антон по-хозяйски пнул ствол возле дупла, и, убедившись, что обломки корней вцепились в землю, зашагал к виднеющемуся невдалеке чёрному краю побережного леса.

– Эй? – удивлённо окликнул Удача парня. – Ты куда?

Но уже и сам расслышал тихое ржанье ждущего людей коня. Раздевшись и отжав из одежды воду, в неё же и одевшись, он, как смог, поспешил к тому лесу.

Оба аргамака были завязаны поводьями за ветви орешника в лесной опушке, а на земле рядом с ними горбатились два седла. Оседлав своего коня первым, Антон исчез в зарослях, а когда появился снова, за плечом у него была их кожаная сумка с деньгами нижегородского воеводы. Прикрепляемая к седлу она тяжело брякнула золотыми и серебряными монетами. Удача вздохнул с облегчением, так как исчезла причина возвращаться на другой берег, и, будто между прочим, спросил:

– Письмо, что я спрятал, тоже забрал?

– Я всё забрал и перепрятал, когда плосконосый хотел меня выследить, – отозвался Антон со строгой серьёзностью, давая понять, что теперь сам отвечал за их общие денежные и хозяйственные дела. – Только зачем оно тебе?

– Да уж пригодится, как тебе отруб. – И с надеждой в голосе полюбопытствовал: – А может, ты и еды захватил? После суточного пребывания взаперти, я голоден, как волчья стая.

Антон вытянул из веток кроны соседнего дерева походный мешок, протянул ему.

– На ходу поешь.

И он поднялся в седло, видом показывая, что нечего дольше задерживаться.

– Так, – пробормотал Удача. – А я подумал, остались без денег. – Он похлопал аргамака по шее. – Хорошие кони, – одобрил он. – Хоть и выторговал ты, дешевле некуда.

– А зачем же деньгами сорить? – проворчал Антон, разворачивая жеребца.

Он пришпорил его и перевёл с шага на рысь. Удаче ничего не оставалось, как подняться на своего коня и нагонять своевольного товарища.

Выехав к открытому полю, оба, не сговариваясь, приостановили коней, глянули туда, где был противоположный берег. Красное зарево не видимых пожаров лизало низкую завись туч. Оттуда донесло до слуха отзвук выстрела пушки, потом ещё один. С тягостным молчанием они отвернули морды коней и отправились прочь, на запад.

Ночь заканчивалась. Рассветало позади, а кони неторопливо вышагивали к ночному ещё западу. Голова Антона от размеренного покачивания медленно спадала к груди, после чего он вздрагивал, вскидывал её и в который раз пытался бороться с лукавыми нашёптываниями сна. Удача же выспался за предыдущие сутки, когда таким способом коротал время в потёмках корабельного склада. И теперь его одолевали походные думы.

Там, куда они направлялись, могли повстречаться ногайские кочевые орды. Ногайцы всегда были склонны к дикому грабежу, признавая лишь силу оружия, и по возможности их надо было избегать. А дальше был Дон с казачьими поселениями, неспокойный и волнуемый слухами и сказочными преувеличениями о разинской атаманской удали, которая размахнулась вопреки грозному предупреждению царской власти. К тем поселениям за ними по пятам спешила весть о новой волне буйств и похождений удачливого вождя. И без семи пядей во лбу можно было предсказать, что за этим последует. Надо было заранее обдумать, с какими словами и как встречаться с многочисленными шайками движимых жаждой разбоя молодцев, которые устремятся с Дона на Волгу, под предводительство Разина.

Немного мучило сознание вины, что не удалось выполнить царского поручения. Никогда ещё с ним не случалось такого провала. В Москве теперь ждать ничего хорошего не приходилось, домыслы врагов перевесят любое оправдание. Да и оправдываться не хотелось, потому как было не в чем. Он смутно осознавал, что столкнулся с таким противостоянием стихийных сил, которое не смирить намерением царя привлечь казачьего вождя на свою сторону. Эти силы, как пылинку, отмели прочь даже его, со всей его сравнимой с дьявольской ловкостью и изворотливостью, они справились с безмерной властью на Разина изумительной красоты персиянки. Порождённые обстоятельствами они неумолимо втягивали государство в тяжелейшую войну за собственное выживание. И война эта неизбежно, своими не подвластными человеку законами сталкивала московскую власть с верной древним преданиям народной казачьей вольницей. Он увидел лишь начало этого страшного, обильного кровью столкновения и не желал быть ни за ту, ни за другую сторону. Во всяком случае, теперь и в ближайшее время. Он лучше послужит царю в тылу внешних, извечных врагов.