Валерий Елманов - Иоанн Мучитель

Вдобавок хитрый ход Иоанна со сватовством к младшей сестре Сигизмунда II Августа, завершись он удачей, принес бы ему, в связи с бездетностью короля, новый трон. Но сватовство закончилось плачевно — не сошлись на условиях. К тому же и сама Екатерина, прослышав, что вытворяет в Москве полубезумный кровожадный маньяк, в панике заявила брату, что скорее покончит с собой, чем выйдет замуж за этого варвара.

Словом — война. На сей раз победы Подменыша должны были смениться его, Иоанновыми, победами, но… не сменились. О том и была забота спохватившегося царя.

Неудачи начались с того, что гетман Радзивилл в сентябре 1561 года вышел со своим войском из приморской крепости Динабург, защищавшей Ригу с моря, и уже в октябре отбил у русских войск крепость Тарвест.

Причем помощь могла бы подоспеть, но Иоанн принципиально, потому что это новшество исходило от его двойника, не стал объявлять, как это не раз делал Подменыш, поход «без мест». А коль не стал, то все принялись дружно считаться в старшинстве и кто кем должен командовать, исходя из должностей и чинов дедов и прадедов. Вот пока они блуждали, спотыкаясь и кряхтя, по своим генеалогическим дебрям, где сам черт ногу сломит, и случилось первое поражение.

С этого все и началось. Численный перевес русских ратей еще сказывался. Тот же отряд Радзивилла был изрядно потрепан князьями Василием Глинским и Петром Серебряным, но Русь стала ограничиваться лишь набегами.

Так, князь Андрей Курбский успешно дошел до Витебска, спалив городские предместья, но позже был разбит литвинами под Опочкой и Невелем. Сразу после этого последовали санкции со стороны царя, который уже давно точил зуб на любимца Подменыша — часть вотчин Курбского была отобрана в казну. Князь Серебряный вроде бы тоже блистал, разбив литовцев возле Мстиславля и опустошив окрестности Дубровно, Орши, Коппси и Шклова, чуть не дойдя до Львова. Вот только ни одного взятого города в своих победоносных посланиях он указать не мог — не было их. Словом, как верно заметил Карамзин, больше грабили, чем сражались.

Параллельно с этим продолжались пустые переговоры, где поляки откровенно тянули время, а Иоанну было не до того — ожидали «в гости» крымских татар, которые пришли, но получили отпор — не всех воевод погубил еще царь и было кому пересчитать зубы Девлет-Гирею.

После всех этих заминок и наступившего следом затишья Иоанн, возомнивший себя великим стратегом, заявил, что теперь он сам поведет свои полки. Зимой, в начале января следующего 1563 года, большое шестидесятитысячное войско, имея при себе две сотни пушек, двинулось от Можайска к Полоцку.

Выбор царя не случайно пал на этот город. Мало того, что он имел прямую связь с Ригой по Западной Двине, так к тому же еще и открывал дорогу на Вильно. Словом, это был южный рубеж Литвы. Опять же было заманчиво захватить древнюю вотчину Киевской Руси.

Построенный на холмах в углу, образованном слиянием реки Полоты с Западной Двиной, Полоцк состоял из Большого посада, Острога, Стрелецкого города и Верхнего Замка. Все это имело внушительные укрепления. Один только Острог представлял твердыню, внушающую уважение, — две сомкнутые крепостные стены: внешнюю и внутреннюю.

Однако при наличии столь огромных сил не взять город было, пожалуй, тяжелее, чем взять. Могучая осадная артиллерия, в которой одна из двухсот стенобитных пушек могла стрелять даже десятипудовыми ядрами, всего за день обстрела большого посада до такой степени разрушила его оборонительные сооружения, что уже на другой день ратники взяли его. Запершись в верхнем замке, литовский воевода Довойна еще пытался сопротивляться. Но спустя несколько дней, когда русские пушки разрушили и сожгли 650 метров деревянных стен, заодно уничтожив и часть каменных сооружений, Довойна принял решение сдаться.

И вновь нашлись отличия. Подменыш приказывал миловать и вообще не нарушать никаких вольностей во взятых городах. Пускай повеление царя исполняли не всегда, но оно хотя бы сдерживало воевод, которые время от времени вспоминали о нем. Иоанн же…

Ремесленников — что еще оправдано — и купцов литвинского происхождения государь повелел выслать в московские города. Зачем? А в пику Подменышу, который повелевал оставлять народец там, где тот жил испокон веков, не рвать людей с корнями — чай, не пшеница. По этой же причине Иоанном были раскиданы по Руси и простые жители, которым устроили далеко не самый радушный прием, если таковой вообще имелся хотя бы в одной темнице того времени вне зависимости от того, как она называлась и где находилась.

Всех евреев по особому тайному повелению Подменыша трогать было воспрещено.

— Сей торговый народец немалую пользу Руси принесет. К тому же воевать они несподручны, а гонения мирного люда славы истинному воину не принесут, — пояснил он.

— Они Христа распяли, — заикнулся было Алексей Данилович Басманов.

— Так-то оно так, да сколько лет прошло, — усмехнулся Подменыш. — Ежели я ныне тебя, к примеру, повелю казни предать за измену, что твой дед учинил, — гоже ли оно будет?

— Мой дед твоему деду завсегда верность хранил, — набычился оскорбленный Басманов.

— Я же сказываю, что к примеру, — добродушно пояснил царь. — А теперь прикинь, сколь у них за полторы тысячи лет люду сменилось. Поди, не токмо десятки колен сочтешь, а и до сотни дойдешь. А народец они говорливый. Коль одного изобидишь, к завтрему все родичи об этом сведают Да в иные места подадутся.

— И пускай себе подадутся, — брякнул Алексей Данилович. — Чай, Русь от того не обеднеет.

— И сызнова ты не прав, воевода. Как раз обеднеет, — тем же благодушным тоном возразил царь. — Сказываю же, что народец они мирный, любят не воевати, а торговати. А я для чего на эти земли иду? Да чтобы торг со всеми полуденными странами в свои длани принять. Вот повоюем все, сядем на тех землях, ан глядь — купчишек-то и нетути. А коль их нет, так и дохода нет. И что выйдет? Зря воевали?

— Жида не станет — русский купец его место займет, — проворчал князь Серебряный.

— Не на его — на свое место он придет, — уже раздражаясь, но еще сохраняя внешнее спокойствие, втолковывал царь. — И не поднять ему в одиночку сей великий торг. Пупок развяжется. Тут купцам со всех иноземных стран по куску раздать, и то лишние останутся. И все на том! — звонко хлопнул он ладонью по деревянной спинке своего трона, пресекая дальнейшие разговоры. — Посему вот вам мое слово. Жидов, равно как и прочих купчишек, забижать воспрещаю накрепко, а кто ослушается — быть ему в опале.

Лишаться царской милости из-за каких-то жидов никто не хотел, а потому различий между жителями при захвате очередного города не делали.