Райнер Шредер - Падение Аккона

— Мы продолжим защищать от неверных Аккон и знамя тамплиеров, beau sire! — заверил Мак-Айвор. — Мы не оставим орден в такой час!

Тарик кивнул:

— Для всех нас идти в сражение под вашим руководством — большая честь, beau sire !

Великий магистр выслушал эти заверения с усталой улыбкой.

— Ну что ж, перейдём к тому, что мне осталось сделать… Лучше сказать, к тому, что мне предписано сделать, — и он поднял руку для благословения. — Своей властью я освобождаю вас от всех обязанностей и требований устава, которым подчиняется смиренный и набожный тамплиер. Однако вы по-прежнему будете членами нашего ордена и сможете носить плащи тамплиеров. Но с этой минуты вы будете выполнять только приказы своего тайного начальника. Да будет на вас всегда благодать всевышнего и да хранит вас Пресвятая Дева! — И рука великого магистра завершила благословляющий жест.

Великий магистр хотел сказать что-то ещё, но в комнату вошёл маршал.

— Простите за вторжение, но пора отправлять послов! — требовательно сказал Готфрид де Вендак. — Их следует сопровождать двумя провожатыми. Это будет выглядеть внушительнее, чем если бы послы явились только вдвоём.

— Вы правы. Посольство из двух человек может оскорбить султана. В таких вопросах мусульмане знают толк, и я не хочу отказываться от последней надежды спасти Аккон и попытки предотвратить беду, — согласился великий магистр. Он посмотрел на рыцарей, больше ему не подчинявшихся и с насмешливым вызовом спросил: — А вы как на это смотрите? Кто из вас все ещё тамплиер настолько, чтобы предстать перед султаном вместе с послами? Дело рискованное. Оно может обойтись смельчаку в стоимость головы, если такова будет прихоть султана!

Не колеблясь ни мгновения, Герольт сделал шаг вперёд:

— Рассчитывайте на меня! Я прежде всего тамплиер, и на мне плащ тамплиера!

Тарик, Морис и Мак-Айвор тут же встали рядом с ним.

— Ещё никого из нас не упрекали в трусости. И вы не должны быть первым, кто это сделает, beau sire ! — торжественно заявил Мак-Айвор.

Теперь оставалось только узнать, кого великий магистр даст в сопровождение двум послам. Его выбор пал на Герольта и Тарика.

Выпрямив спину и сохраняя на лице якобы равнодушное выражение, Герольт застыл в седле. Он смотрел поверх головы коня на закрытые ворота. Здесь, у восточной части внешней стены, в обществе двух рыцарей, ему понадобилось призвать всю силу самообладания, чтобы никто не заметил того, что в действительности творилось у него на душе. Лишь после того, как Герольт высказал готовность поддержать честь ордена и присоединиться к послам короля, он осознал, что поездку в лагерь султана ему, возможно, пережить не суждено. Во время прошлых войн многие послы и переговорщики за своё мужество расплачивались жизнями или навсегда исчезали в темницах врага. И сейчас никто не мог предсказать, как повелитель мамелюков отнесётся к послам короля и тамплиерам великого магистра. Люди, собравшиеся у надвратной башни, говорили едва слышно и избегали встречаться с ними глазами — так, будто они видели обречённых на смерть, которые заслуживали скорее сострадания, чем восхищения. Удивительно!

Покосившись на Тарика, Герольт увидел, что и его лицо будто окаменело. Казалось, взгляд друга остановился на какой-то воображаемой точке за воротами города. Так же выглядели Вильгельм де Кафран и Вильгельм де Вилье, крестоносцы и ветераны ордена тамплиеров, представители древних родов, которым выпала неблагодарная миссия — передать султану предложение короля.

— Готовы ли господа тамплиеры? — спросил караульный, охранявший ворота под башней Святого Николая.

Вильгельм де Вилье обменялся со своим напарником быстрым безмолвным взглядом и кивнул.

— Откройте ворота и опустите мост! — приказал он и натянул поводья.

Ворота раздвинулись, и подъёмный мост, гремя цепями, опустился. Тень крепостной стены скользнула по рыцарям, когда они выехали из надёжно укреплённой башни. Брусья моста прогудели под копытами их лошадей. И всадники через открытое поле поскакали к лагерю мамелюков.

Необычная, напряжённая тишина царила на поле, разделявшем врагов. С обеих сторон замерли катапульты и камнемёты. С помощью флагов Аккон сообщил султану об отправке послов, эти знаки были замечены и поняты. После непрерывного, продолжавшегося неделями обстрела эта невероятная тишина казалась более грозной, чем звуки самой ожесточённой битвы. Ни жужжание стрел, ни разрывы лопающихся горшков со смертоносным огнем, ни треск дерева и каменной кладки, ни боевые кличи не доходили до их ушей. И все же в воздухе висела смертельная опасность. Казалось, её можно было потрогать руками.

Их путь проходил меж двух осадных башен, стоявших вдалеке от лагеря. Прислуга башен молча, с неприкрытой ненавистью проводила посольство взглядами. Казалось, мамелюки только ждали приказа, чтобы броситься на тамплиеров и уничтожить их.

— Отважен вор, идущий с лампой в руке, — проговорил Тарик тихо. Услышать левантийца мог лишь Герольт, который и ответил ему кривой улыбкой.

— Великий магистр правильно сделал, что не послал Мориса и Мак-Айвора, — сказал он. — Наверное, и нам следовало бы больше думать о задании аббата Виллара, чем о своей тамплиерской чести.

— Конечно, следовало бы, — согласился Тарик.

Они снова замолчали, стараясь держаться поближе к послам короля.

До первого ряда палаток у подножия холма Тель-эль-Фукар оставалось проскакать ещё с полмили, когда из тени деревьев на холме им навстречу двинулась группа всадников. К послам ехал султан эль-Ашраф Халил собственной персоной. Султана сопровождали его ближайший помощник эмир Шудажай и дюжина воинов. Острия копий и кривые сабли охранников сверкали на солнце.

Юный эль-Ашраф Халил был одет в белый, шитый золотом кафтан со свободными рукавами. Белым и тоже изготовленным из ткани тончайшей выделки, был и его тюрбан, украшенный золотым полумесяцем. Ятаган, золотые ножны которого покрывали драгоценные камни, был заткнут за белый шёлковый пояс. Украшенная витиеватым орнаментом рукоятка кривой сабли доходила почти до подбородка на выразительном лице с ясными глазами. В своем простом и одновременно роскошном наряде султан на чёрном арабском жеребце выглядел очень внушительно. Сапоги султана были сделаны из тонкой мягкой кожи и снабжены шпорами. Ногами он упирался в серебряные стремена.

Уже с первого взгляда султан производил впечатление военачальника, сознающего свою силу и не нуждающегося в роскошном наряде, чтобы это показать. На эмире также была белая одежда и белый тюрбан — правда, без золотого украшения.

Эль-Ашраф Халил и его спутники отъехали от холма на пару сотен шагов и остановились в ожидании послов.