Сергей Шведов - Поверженный Рим

Сотник Коташ, если судить по обличью и вооружению, был венедом и, возможно, знал о событиях, происходящих на Дунае, больше, чем префект Саллюстий, обосновавшийся в Константинополе.

– Ругиле, сыну бека Белорева, помогли наши волхвы, – пояснил Коташ. – Это они уговорили вождей вступить с гуннами в союз и признать верховным вождем кагана Ругилу.

– Зачем? – спросил Перразий, жестом приглашая сотника к столу.

Сотнику уже перевалило за сорок, но, судя по быстрым движениям, он не растерял с годами природной ловкости и силы. В серых умных глазах Коташа, направленных на комита агентов, таилась усмешка.

– За твое здоровье, высокородный Перразий, – поднял кубок сотник. – И за наше давнее знакомство.

– А разве мы встречались? – удивился комит агентов.

– Давно, – кивнул Коташ, – почти двадцать пять лет тому назад. В Сабарии. Тогда ты был в свите императора Валентиниана и очень интересовался русами Кия.

– Вспомнил, – нахмурился Перразий. – Ты был лазутчиком патрикия Руфина.

– Пусть будет так, – не стал спорить Коташ. – Теперь я состою при его сыне, патрикии Саре. Валия Балт заключил союз с Константинополем и теперь рассчитывает, что Стилихон тоже подержит его в войне с гуннами.

– Префекта Стилихона сейчас нет в Медиолане, – вздохнул Перразий, – он находится в Южной Галлии.

– В таком случае, высокородный Перразий, ты должен предупредить императора Гонория, что союз с гуннами обернется для него войной с готами, вандалами и франками.

– Я так понимаю – в рядах русов Кия наметился раскол? – прищурился на гостя Перразий.

– Он уже состоялся, комит, – спокойно ответил Коташ. – Волхвы Велеса отказались признать Ругилу каганом и ярманом. Но и среди волхвов триады Белобога нет единства. Кудесник Перуна Родегаст сказал твердое «нет» Ругиле. Его поддержали князь русколанов Верен и князь свевов Яромир.

Перразий призадумался. Сведения, полученные от сотника Коташа, были очень важны. Вражда, вспыхнувшая в стане варваров, могла сослужить хорошую службу Римской империи. Сиятельный Саллюстий буквально заклинал Перразия помочь рексу Валии оружием и деньгами, ибо только готы сумеют удержать гуннов от вторжения в провинции Римской империи, и без того переживающие не лучшие времена. И, скорее всего, новый префект претория был прав. Ситуация требовала взвешенного решения. А вот принимать это решение было некому. Божественный Гонорий, которому исполнилось недавно восемнадцать лет, мнил себя великим правителям и слушал только наушников, среди которых самое почетное место занимал светлейший Олимпий, смазливый пройдоха двадцати с небольшим лет. В Медиолане ходили слухи, что божественного императора связывают с трибуном конюшни не только любовь к лошадям, но и общее ложе. Косвенно эти слухи подтверждались тем, что юный император не проявлял никакого интереса к своей жене, дочери Стилихона Марии. Конечно, высокородный Перразий, имевший почти полувековой опыт общения с сильными мира сего, быстро нашел бы управу на расторопного греховодника Олимпия, если бы за спиной трибуна конюшни не стоял магистр пехоты Иовий, главный, пожалуй, соперник сиятельного Стилихона в борьбе за власть. В свою очередь, сиятельный Иовий был связан теснейшими узами с епископом Амвросием, смотревшим сквозь пальцы на предосудительные, с точки зрения любого христианина, шашни Гонория и Олимпия. Амвросий Медиоланский считал, что префект Стилихон слишком уж терпимо относится к язычникам, и мечтал о том дне, когда ему удастся отстранить влиятельного временщика от власти.

– Когда посланец Валии Балта прибудет в Медиолан? – спросил Перразий у Коташа.

– Через пять дней.

– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы договор с гуннами не был подписан до приезда рекса Аталава Гаста, но я не всесилен, сотник. Имей это в виду.

С послом кагана Ругилы, беком Буняком, комит агентов познакомился на обеде, данном магистром Иовием в честь гуннов на следующий день после их приезда в Медиолан. Во времена расцвета Римской империи варваров обычно долго выдерживали на заднем дворе, прежде чем допускали к трону божественного императора. К счастью для бека Буняка, те времена давно миновали. И ныне римские чиновники лезли из кожи, чтобы ублажить гуннов. Впрочем, бек Буняк был угром, о чем он без обиняков заявил своим соседям через толмача. В чем заключается разница между угром и гунном, высокородный Буняк объяснить забыл, а римские чиновники, собравшиеся за роскошно накрытым столом, постеснялись его об этом спросить. Гуннский бек был стар. Годами он, пожалуй, сравнялся с Перразием, которому уже перевалило за семьдесят, но держался бодро. А пил так, что никто из римлян за ним не поспевал. Однако, несмотря на обилие выпитого вина, бек Буняк не терял нити разговора, и его узкие хитрые глаза, утопающие в глубоких морщинах, пристально следили за сотрапезниками.

– Готы – подлое племя, – вещал Буняк резким, почти визгливым голосом. – Вы, римляне, успели в этом убедиться, надо полагать.

У комита Перразия создалось впечатление, что посол кагана употребил куда более резкие выражения, но толмач, юноша лет семнадцати, постеснялся их перевести. Кстати, этот юноша был младшим сыном Буняка, и, судя по всему, бек им очень гордился. Как пояснил заинтересованным патрикиям посол, матерью его сына являлась дочь бека Белорева, и, следовательно, он доводился кагану Ругиле родным племянником. А звали младшего сына Буняка Искаром. Чужим языком Искар владел в совершенстве, это с большой охотою признали все сидевшие за столом римляне, чем очень польстили его отцу.

Кагана Буняк превозносил до небес, вскользь упомянув о его воинских подвигах, посол в основном напирал на миролюбие Ругилы, а также на его родство с богом Хорсом. О Хорсе римляне слышали впервые, а потому им ничего другого не оставалось, как только кивать в такт словам красноречивого посла. Бек Буняк своей словоохотливостью утомил всех сидящих за столом, включая собственного сына, тем не менее произвел на чиновников очень хорошее впечатление. Прежде всего, своими вкрадчивыми манерами. Мнение римлян о гуннах как о дикарях, питающихся сырым мясом, а то и человечиной, рассыпалось прахом. Бек Буняк оказался редкостным гурманом и большим знатоком римской кухни. Не говоря уже о римском вине. От комита финансов Феона, давно сменившего на этом посту Пордаку, Перразий узнал, что посол кагана первым делом наведался в баню и был страшно огорчен, не увидев там женщин. Пришлось трибуну конюшни Олимпию объяснять заезжему варвару, что совместное посещение бань мужчинами и женщинами было строжайше запрещено еще указом императора Феодосия, и с тех пор этот запрет неукоснительно соблюдался, особенно в Медиолане.